— И за это вы убивали детей? — негромко спросила Рогозина.
— Я не убивал. — Овечкин поднял палец. — Я — доказывал.
— Что вы доказывали?
— Что я чист! Я оправдывался! Отмывался от всей этой вашей грязи… У них же, у детей этих, якобы обнаружились пищевые отравления. Якобы из-за того, что они там, в автобусе, в антисанитарных условиях жили! Эксперты эти продажные… они же что хочешь подпишут! Только бы… Ай, да ну!
Он махнул рукой.
Рогозина сцепила пальцы.
— А что вы хотели доказать? И как?
Маньяк смотрел на нее глазами Овечкина.
— Вы меня хотите запутать! Вы сами все прекрасно понимаете! Я хотел всем доказать, что они здоровы. Все до одного!
— Кто? — Голос у Рогозиной внезапно сел.
— Дети! — почти прокричал Овечкин, хватаясь за голову. — Что у них все нормально, нет никаких следов отравления! Что меня осудили ни за что!
Она наклонилась вперед.
— Так вы для этого вырезали у них внутренние органы?
Существо, сидящее перед ней, в искреннем недоумении всплеснуло руками.
— А как еще я мог это доказать?!
Галина Николаевна поняла, что пора сделать передышку. Она знаком предложила Круглову выйти и последовала за ним.
Впрочем, далеко они не ушли — остановились у зеркальной стены, за которой Овечкин мерил шагами допросную, держась за голову.
— Галина Николаевна, позвольте мне, — напористо начал Круглов. — Если девочка жива, он скажет, где она. Поверьте, я и не таких обламывал.
Она поймала себя на желании сжать ладонями виски, как Овечкин.
— А вы уверены, что он осознает, что говорит и делает? Что он вообще отдает себе отчет в происходящем? Несмотря на все, что он тут нес… — Галина Николаевна откашлялась, — именно потому, что он все это нес, мне кажется, он тяжело болен.
— Да какое «болен»! — повысил голос майор. — Прикидывается, дураку видно! Псих, не псих — какая, на хрен разница? Вы что, не слышали? Он признался! Во всем!
— Это-то и странно, — думая о чем-то своем, проговорила Галина Николаевна.
Но Круглова было не так-то просто сбить с толку.
— Да поймите вы, если его сейчас не расколоть, девочка может умереть. Она лежит в каком-нибудь подвале, связанная, а мы здесь… псих, не псих…
— Тогда почему он не говорит, где она? А ведь признался во всех других убийствах!
Круглов воздел руки к потолку.
— Почему, почему, почему! Товарищ полковник, ее смерть будет на вашей совести.
Открылась дверь, и в комнате появился великий хакер с какими-то бумажками в руках.
— Я тут накопал про нашего маньяка… Ну, до этого случая с Грецией — ничего интересного. — Он уткнулся носом в листок и забубнил: — Учился в МАИ, после учебы открыл представительство греческой турфирмы. В общем, все как у людей. А потом, после того как греки его ободрали как липку за тот случай с гостиницей, он, похоже, свихнулся. Первый раз его взяли за хулиганство — он несколько ночей подряд приходил к греческому посольству и бил там стекла. Тогда-то и заподозрили, что он с катушек слетел. В общем, поставили диагноз — шизофрения. Полежал он в клинике пару месяцев и благополучно вышел. И справка у него есть. И психотерапевт свой собственный. Муж сестры оплачивает. Вот.