— У него своеобразный юмор.
— Да?
Сосредоточившись на дороге, она несколько миль вела машину молча. Скорость постепенно опять упала до пятидесяти. По-моему, она поняла, что вести машину в воскресенье по шоссе не такой пустяк, как ей представлялось. По скоростной полосе неслись воскресные любители быстрой езды, а сбоку тянулись семейные машины с неизбежной бабушкой на заднем сиденье, беспрестанно бубнящей, что надо сбросить скорость. Мы ехали посредине и отважно обогнали аэропортовский автобус. После Виндзора движение стало спокойнее, и она неуверенно спросила:
— Вы... работаете у папы?
— Да, а что вас смущает?
— Нет, я спросила не потому... — Похоже, она решила, что ляпнула глупость. — Просто я не помню случая, чтобы папа кого-то приглашал... с работы. Обычно он не приглашает, вот я и спросила. — По-моему, она жалела, что начала этот разговор.
«Правильная мысль, — подумал я. — Интересно, что ему от меня надо? Вряд ли он хочет, чтобы я просто подышал свежим воздухом на реке». Как и сказала его дочь, не в привычках Кибла приглашать сотрудников на семейные пикники.
Мы добрались до Хенли, даже не поцарапав машины, и дочь Кибла аккуратно припарковалась на посыпанной гравием площадке возле железнодорожной станции. Когда она запирала «Остин», руки у нее дрожали. Я догадался, что это ее самое долгое путешествие за рулем и, конечно, с такой скоростью она с инструктором не ездила.
— Вы прекрасно водите машину, — искренне сказал я. — Как ветеран.
— Ой! — Она со счастливым видом посмотрела на меня. — Спасибо.
Теперь у меня не было сомнений, что на обратном пути она поведет машину не так напряженно и не станет превышать скорость. Укреплять в человеке уверенность и лишать его уверенности — это инструменты моего ремесла, и ни один профсоюз не запрещал использовать их в воскресенье.
— "Летящая коноплянка"... это наш катер, он должен быть где-то здесь, у берега, — сказала дочь Кибла. — Недалеко. — Она опять улыбнулась и показала рукой: — Сюда.
Мы медленно шли по недавно проложенной асфальтовой дорожке туда, где, казалось, собралось пол-Лондона, чтобы покормить уток. Темно-зеленая вода искрилась на солнце, стояла длинная очередь желающих взять напрокат катера, лодки и ялики. Вдоль берега теснились садики и лужайки, скамейки и зеленые площадки для боулинга, детские горки и качели. И всюду солнечные воскресные лица и веселые летние голоса. Семьи, пары... В одиночку прогуливались всего несколько человек. «Три недели одиночества», — мрачно подумал я. Я мог бы провести их возле глубокой темно-зеленой реки, сначала кормить уток, а потом, не выдержав, просто прыгнуть в воду.