— Нумизмата? Зачем нумизмату манускрипт?
— Как зачем? — Энгельгард недоуменно уставился на Лебедева. — Так древностями вроде нумизматы торгуют? Нет? Ну не к нумизмату, значит, а к букинисту, не знаю я, как они правильно обзываются, в общем, свел меня Григорьев с одним жидком, прямо ко мне в номер его притащил.
— А как Григорьев в Питере оказался?
— Да я эту каналью с собой привез — привязался как банный лист. И хватит меня перебивать, Вася! Ну так вот. Жид, как манускрипт увидел, так чуть пейсы себе не откусил. И сразу же предложил за него тысячу. Эге, думаю, крапивное семя, знать, вещица эта и прям дорогая, раз ты за нее такие деньги готов отдать. Поблагодарил я нумизмата, сказал, что свиток продавать отдумал и посему более его задерживать не смею. Так он целый час меня уговаривал. Наконец сдался и все мне рассказал. Оказывается, папирус этот одна иностранная высокотитулованная особа давно приобрести хочет. И готова выложить за него десять тысяч. Сошлись мы с букинистом на двадцати процентах, после чего он мне адресок герцога и сообщил. Я ему сразу же письмо и послал с моим нижайшим предложением. А за день до нашей знаменательной встречи получил от герцога телеграмму.
— А где теперь господин Григорьев? — вмешался в разговор доселе молчавший Кунцевич.
— Не знаю. Я его прогнал. Уж больно много он о себе возомнил! Мы поругались, дал я ему в зубы радужную[16] и отправил на постоянное место жительства.
— Когда это произошло?
— Да на следующий день, после того как я герцогу письмо отправил.
— Вы, господин барон, должны судьбу благодарить, что она вовремя свела вас с господином Лебедевым! — сказал Кунцевич. — Вы чуть не сделались жертвой мошенничества.
— Простите, какого мошенничества? Ничего не понимаю.
Полицейские переглянулись.
— У тебя, Вильгельм, хотели обманным путем похитить крупную сумму денег, — пояснил Лебедев.
— Позвольте. Вы, верно, невнимательно меня слушали. Не я должен был заплатить, а мне от герцога следовало десять тысяч. Где вы тут видите мошенничество?
— Покупатель ваш такой же герцог, как я — граф. — Кунцевич улыбнулся. — Припомните, пожалуйста, в той бакинской лавке был один древний манускрипт или их было несколько?
— Один. Впрочем… Когда я его купил, продавец предлагал мне еще какую-то древнюю карту. Он говорил, что она досталась ему вместе с манускриптом, и был готов уступить ее за двести рублей. Но я, хоть и пьян был, поосторожничал. Решил ограничиться одним свитком, да и карты в наличии у торговца не было — он обещал доставить ее в течение нескольких часов, а мне ждать было недосуг.