Девять врачей и четырнадцать санитаров заботились о раненых и больных, которых на санитарных машинах доставляли с фронта. На передовых медпунктах их латали на скорую руку, и теперь они лежали в пропитанных кровью бинтах, с «санитарными записками», гласящими:
«Сопроводительная записка для раненого или требующего хирургического лечения».
Две красные полосы означали «нетранспортабелен»
Одна красная полоса — «транспортабелен».
Отсутствие красных полос — способен передвигаться.
Ниже стояли имя, звание, воинская часть и вид ранения.
Для многих это было свидетельством о смерти, сопроводительным билетом в вечность. На всех записках имелся крупный, бросающийся в глаза штамп: «Дезинсекция произведена».
С госпиталем в Пушкин прибыли три медсестры. Почему бы кому-нибудь из них не поехать на велосипеде в Екатерининский дворец? Ведь там располагалось столько комендатур и штабов, и всегда могло что-нибудь произойти. Именно на это и надеялась Яна. Она свободно проехала по знакомой дороге, пересекла парк и прекрасные сады и оставила велосипед у стены. Из открытых окон доносился стук пишущих машинок и гул голосов, пахло сигаретным дымом.
Без спешки, не привлекая внимания, она отправилась дальше пешком, через боковую дверь вошла во флигель, где раньше жил обслуживающий персонал и находилась квартира Михаила Вахтера. Попадающиеся на пути офицеры улыбались ей, некоторые окидывали нахальными взглядами, а один капитан остановил и схватил за руку.
— Куда это вы, моя сладкая? — спросил он. — Вы не меня ищете?
— Конечно нет. Мне нужно к генералу.
О генерале она сказала просто так, для надёжности. Во дворце наверняка был генерал, а как его зовут — не имеет значения.
— К генералу… С ним я тягаться не могу, — двусмысленно заявил капитан. — Комната семнадцать, но не здесь. Там, в главном здании. Желаю хорошо порезвиться.
Она остановилась перед дверью квартиры Михаила Вахтера, где висела табличка «Администрация», и постучала.
Никто не откликнулся, хотя Яна постучала три раза. Тогда она потянула за ручку. Дверь оказалась незапертой и распахнулась с тихим скрипом. Яна огляделась. В коридоре никого не было, и она быстро проскользнула в комнату.
Сразу почувствовался сильный запах карболки. Остановившись в прихожей с прижатыми к груди руками и парализованная ужасным предчувствием, она громко крикнула:
— Михаил Игоревич, где вы? Вы здесь?
Она даже не заметила, что кричит по-русски. Ей повезло, что в комнате никого не было.
По тупой боли в голове Михаил Вахтер осознал, что ещё жив. Он почувствовал мерзкий запах карболки, ощутил тяжесть в голове, услышал через окно голоса и шум моторов, но так и лежал с закрытыми глазами, удивляясь тому, что находится в своей кровати. То, что это кровать из его спальни, он понял, поскольку звуки доносились слева, то есть оттуда, где на широкую садовую дорожку выходило окно.