«…Отечественная война вступила в новый период, — период освобождения советских земель от гитлеровской нечисти… Красная Армия стала организованнее и сильнее, ее офицерские кадры закалились а боях, а её генералы стали опытнее и прозорливее… Бойцы стали злее и беспощаднее. Они научились по-настоящему ненавидеть немецко-фашистских захватчиков. Они поняли, что нельзя победить врага, не научившись ненавидеть его всеми силами души».
«…Мы можем и должны бить и впредь немецко-фашистских захватчиков до полного их истребления, до полного освобождения советской земли от гитлеровских мерзавцев».
Анисименко сделал паузу, посмотрел сияющими глазами в суровые лица партизан.
— Можем! Можем! — подтвердили партизаны.
— И будем бить! — твердо заявил Козеха.
— А что же про нас в приказе сказано? — спросил Петро.
— Не спеши, по порядку! Верховный Главнокомандующий нам первое место после армии отводит. Вот, слушай, как тут сказано:
«Партизанам и партизанкам — усилить партизанскую войну… не жалеть патронов против угнетателей нашей Родины!»
— Уже теперь не то что патронов, — себя не пожалеем! Покажем им!
— До полного истребления! — повторяли слова приказа партизаны.
— Эх, Михаил Иванович! — взволнованно говорил мне Баранников. — Дошла партизанская славушка до Кремля!
— Дошла, Коля! Теперь дело на широкую ногу встанет!
Я вскрыл, наконец, пакет. Там находился приказ: немедленно привести всех людей в Брянские леса для выполнения особо важного задания. В конверте находилась и записка Фомича, адресованная мне.
«М. И., — писал Фомич, — у нас много очень важных новостей. Предстоят большие, большие дела! Всё коренным образом меняется. Вашему отряду во что бы то ни стало нужно прибыть сюда как можно скорее! Именем К. Е. Ворошилова предлагаю прибыть со всем составом и вооружением к сроку. Жму Вашу руку. Фомич».
— Ну как, комиссар? — спросил я Анисименко, когда он познакомился с приказом и запиской.
— Давайте на прощанье вдарим! У хлопцев руки чешутся! — ответил Анисименко.
— Ты прав, Иван Евграфович: нельзя оставить головорезов в районе, совесть загрызет нас, надо «вдарить», чтоб чертям тошно стало!
Вечером на взмыленном коне прибыл Роман Астахов.
— Разведал, — доложил он. — Стоят в Муравейной. Не менее восьмисот бандюков. Насилуют и грабят. У моей матери последний кожух забрали. Бабы клянут вас, на чем свет стоит… Мы им такую баланду заправили, что вся Барановка взвыла… Твердят; «Покинули одних, в Хинели никого нет, что с нами будет?» Многие разбежались по другим селам. Паника. Ударить надо. Сегодня же, — сказал Роман, угадывая наше решение.