— Погодите, Зинаида Павловна, не волнуйтесь, давайте сначала кончим с гриппом. На что вы жалуетесь?
— Я же вам говорю: голова болит, кашляю, сморкаюсь.
— Температура?
— Тридцать семь и пять вчера было.
— Антонина Ивановна, дайте больной, пожалуйста, градусник.
Антонина Ивановна закипала. В сердцах она выдернула градусник из стаканчика с карболкой, стряхнула капли мне на рукав. Я поспешил перехватить у нее градусник и сам отдал Талышевой, чтобы Антонина Ивановна не дай бог не нагрубила как-нибудь.
— Вы, Зинаида Павловна, пока посидите за простыней, а я приму следующего.
— Но и так же ясно!
— Ну прошу вас!
— Пожалуйста!
Она удалилась, умудрившись хлопнуть за собой занавеской.
— Следующий к Бельцову!
Следующей оказалась моя повторная больная. Фамилии я редко запоминаю, но лицо и диагноз помню. Эта женщина прошлый раз меня поразила сочетанием молодого лица и старых рук.
— Здравствуйте, как ваш грипп?
— Выписываться пришла, доктор. Хватит. Конечно, слабость еще, насморка остатки, да ведь сейчас у всех насморк. Надоело дома.
Антонина Ивановна подтвердила авторитетно:
— Грипп такой в этом году: кашель и насморк долго держатся.
Выписываю я охотно. Большей частью без всякого осмотра: инстинкту пациентов доверяюсь. Выработался даже особый автоматизм выписки — в графу о к о н ч а т е л ь н ы й д и а г н о з ставлю: «Тот же», в графу п р и с т у п и т ь к р а б о т е с — соответствующее число. И вся операция завершена в тридцать секунд.
— Всего наилучшего!
— Спасибо, доктор.
— Следующий к Бельцову!
Из-за простыни показалась Талышева:
— Теперь можно?
— Нет-нет, еще посидите с градусником.
Антонина Ивановна вышла в коридор сортировать больных: кого-то усадила мерить температуру, и за простыней начался кашель; впустила двоих выписывающихся, с которыми я расправился столь же стремительно; кого-то отослала искать карточку. Распорядившись, она вернулась с низкорослым, очень светлым молодым человеком, почти альбиносом. Он у меня четвертый раз — живой укор моей неумелости. Между прочим, студент. Вначале у него был грипп, как у всех. Но насморк и прочее очень быстро прошли, а головная боль осталась и вот держится вторую неделю. Давал все ходовые болеутоляющие — без толку. Давление все время нормальное.
— Как ваша голова?
— Болит, доктор. Немного меньше, но болит.
«Немного меньше» — это он оправдывается: ему уже самому неудобно, что лечат его изо всех сил, а он не поддается.
— Пробовал с такой головой заниматься — ничего не лезет.
Головная боль тем плоха, что ничем снаружи не проявляется. Приходится брать на веру. И совестливые люди иногда стесняются на головную боль жаловаться: боятся выглядеть симулянтами.