Однако в обмен на свою уступку Сангре заявил, что ожидать доставку выкупа станет не здесь, а в Твери, следовательно, и меры должны быть русскими, дабы в случае разногласий местный князь смог бы их рассудить. А в связи с тем, что он понятия не имеет, насколько тяжел порох, его количество лучше определять не весом, а объемом, так надежнее…
Доминиканец призадумался, попросив сутки на раздумье. В результате он выклянчил в качестве подстраховки два дополнительных обязательства со стороны Сангре. Во первых растянул сроки доставки. В случае, если по каким-либо причинам он не сможет привезти порох в полном объеме в первый год, Петр обязан ждать остальное еще столько же. А помимо письменного договора, Петр в особой бумаге поклянется в два ближайших года ничего не получать у Овадьи и никому не передавать подлинника долгового обязательства. Получив все положенное за Дитриха Сангре отдает крестоносца вместе с подлинником, а инквизитор приносит в главном храме Твери торжественную клятву на следующий год привезти оговоренное серебро за Изабеллу и Бонифация. Ссылка на тверской храм особо порадовала инквизитора, ведь он православный, а значит в нем что ни сотвори, вплоть до совокупления – ничего грехом не будет.
Выслушав инквизитора, Петр кивнул, соглашаясь.
– Слушай, и шо я в тебя такой влюбленный?! – подивился он. – Податливый стал, как пластилин, что ни попросишь – все уступаю. Пиши, контора.
– И помни, – на всякий случай предупредил монах. – Даже если ты приехать в Гамбург, ты не получить у Овадьи ни один гульден, ибо мы раньше показать ему твой обязательство и договор и предупредить его…
– Ой, ну шо ты за меня так плохо думаешь?! – обиженно перебил его Петр. – Когда я даю слово, то всегда его держу и готов поклясться в том одновременно на Библии, Талмуде, Ведах и Коране, разом возложив все свои конечности на эти святые книги! Но и ты поимей ввиду, шайтан-раввин: второй год – окончательный, бо я ждать всю жизнь не намерен.…
…Но рассказывать Улану подробности, могущие ранить его влюбленное сердце, Сангре благоразумно не стал. Правда, похвастаться не преминул:
– Это не я его уговаривал, а он меня.
– Правда?! – вытаращил глаза Улан, и простонал: – Эх, жаль меня там не было! Вот бы поглядеть!
– Если бы ты там был, уговаривать пришлось бы мне, – вздохнул Сангре. – И не факт, что удалось бы, – он кивнул в сторону Изабеллы и добавил: – А я как в пьесе Шиллера: «Мавр сделал свое дело, мавр может уйти», – и почему-то грустно вздохнул.
Улан внимательно посмотрел на друга и проницательно осведомился: