Однако огромная Россия состояла из множества национальных республик, которые тоже тщились внедрить в сонм небожителей кого-нибудь из своих классиков. Но на то и центральная власть, чтобы тащить и не пущать. Существовала строгая субординация. Всем сестрам воздавалось по серьгам, но в определенном порядке.
И все же, как говаривали в кулуарах писательских собраний, настоящий талант пробьет себе дорогу к славе. Имя Ахмеда Цадатова стояло в одном ряду с именами, предположим, Юхана Смуула или Сильвы Капутикян. А может быть, и чуть выше.
Однажды у меня на столе зазвонил телефон.
— Зайди, — услышал я в трубке голос Вепсова.
Директор звонил мне только в исключительных случаях, обычно его распоряжения передавала мне секретарь Галя.
— Сидят, — кивнула на дверь, ведущую в комнату за сценой, Галя.
— Кто? — спросил я.
— Маленький, толстый и с акцентом, — сказала Галя.
Галя в секретари попала недавно и еще не научилась различать писателей по именам.
Я не стал уточнять, кто этот толстый и с акцентом. Сама Галя девушка была рослая, поэтому определение «маленький» можно было смело исключать.
Я открыл дверь и шагнул в святая святых.
— Заходы! — махнул рукой Ахмед Цадатов. Во второй он держал рюмку.
Вепсов снисходительно усмехнулся. Обычно в этой комнате хозяином себя чувствовал Бочкарев.
С Цадатовым я познакомился еще в Минске. У нас проходило какое-то всесоюзное совещание, и мне было велено встретить на вокзале Цадатова.
— Бери мою машину, — распорядился секретарь Союза писателей Иван Чигринов. — Знаешь Цадатова?
— Слышал, — сказал я.
— Станет предлагать выпить — не соглашайся. Вези прямо в гостиницу. А чарку ему мы здесь нальем.
— Один едет?
— С сопровождающими лицами. Думаю, в машине места хватит. Если нет, поедешь троллейбусом. Все понял?
Я понял не все, но уточнять не стал. Разберусь на месте.
Московский поезд подкатил к перрону, и из вагона номер девять, в котором ехал Цадатов, стали выходить пассажиры.
«Не торопится», — подумал я, когда ручеек этих самых пассажиров иссяк.
Через какое-то время в двери вагона появился Ахмед. Из-за живота ему трудно было разглядеть ступеньки. Мы с проводницей почтительно подхватили его под руки.
— Его принимайте, его! — показал Цадатов.
В дверном проеме показался бочонок. Я попытался его принять, но человек с бочонком легко спрыгнул на перрон, не заметив меня.
— Молодэц! — сказал Цадатов. — Это Минск?
— Минск, — кивнул я.
— Значит, приехали куда надо. Машина есть?
— Есть! — по-военному отчеканил я.
Мне стоило большого труда не взять «под козырек», что было бы вполне уместным.