Кроме того, он с трудом представлял себе, как это он будет выглядеть в роли пенсионера.
Несмотря на природную лень, он тем не менее испытывал потребность в активной и разнообразной деятельности.
Ставя машину в гараж Южного управления, Колльберг вдруг вспомнил, что Мартин Бек по субботам выходной.
«Отсюда следует, что, во-первых, придется проторчать здесь целый день, а во-вторых, поблизости не будет ни одного толкового человека, с которым можно отвести душу», – подумал Колльберг, и настроение у него сразу испортилось.
Чтобы как-то себя подбодрить, он в ожидании лифта снова начал насвистывать.
Колльберг не успел даже снять пальто, как зазвонил телефон.
– Да, да, Колльберг слушает… Что?
Он стоял за своим столом, заваленным бумагами, и смотрел в окно невидящим взглядом. Переход от прелестей семейной жизни к мерзостям службы не совершался у него так просто и естественно, как у других, у Мартина Бека например.
– В чем дело? Так, так. Нет, значит? Хорошо, скажите, я буду.
Снова вниз к машине, и на сей раз уже нечего даже надеяться избежать «пробок».
На Кунгсхольмсгатан он прибыл без четверти девять. Машину поставил во дворе. В ту минуту, когда он вылезал из машины, Гюнвальд Ларссон сел в свою и уехал.
Они молча кивнули друг другу. В коридоре он встретил Рённа. Тот сказал:
– А, и ты здесь.
– В чем дело?
– Кто-то прирезал Стига Нюмана.
– Прирезал?
– Да, штыком, – озабоченно сказал Рённ. – В Саббатсберге.
– Я Ларссона встретил. Он что, туда поехал?
Рённ кивнул.
– А Мартин где?
– Сидит в кабинете Меландера.
Колльберг окинул Рённа критическим взглядом.
– У тебя такой вид, будто ты уже совсем дошел.
– Так оно и есть, – сказал Рённ.
– Чего же ты не едешь домой и не ляжешь спать?
Рённ ответил тоскливым взглядом и побрел дальше по коридору. В руках он держал какие-то бумаги и явно шел по делу.
Колльберг громыхнул кулаком в дверь и открыл ее. Мартин Бек даже не поднял головы от своих бумаг. На появление Колльберга он реагировал только одним словом:
– Привет.
– О чем это толкует Рённ?
– А вот о чем. Погляди-ка.
Мартин Бек придвинул к нему два отпечатанных на машинке листа. Колльберг присел боком на край стола и углубился в чтение.
– Ну? – спросил Мартин Бек. – Что ты об этом думаешь?
– Я думаю, что Рённ составляет слишком уж мрачные донесения.
Но отвечал он, понизив голос и вполне серьезно, а пять секунд спустя продолжал:
– Жутковатая картина.
– Да, – отозвался Мартин Бек. – И у меня такое же ощущение.
– А как это выглядело?
– Хуже, чем ты можешь себе представить.
Колльберг покачал головой. Воображения у него хватало.