«Господи, отвори вежды», – шепнул про себя.
Неделю назад столица обсуждала жестокое убийство. На набережной Мойки, в районе Немецкой слободы, нашли студента. В исподнем, с порванной глоткой. Полагали, его загрыз волк залетный или хворая псина. Мол, раздели позже соколики из Финских Шхер. Тогда, по описи, пропало два рубля и две копейки и янтарная брошь – студент ее матери на именины приобрел, не успел презентовать.
Брошь всплыла у скупщицы Уваровой, но Кержин приказал не поднимать шум.
Однако «Северная пчела», а за ней и «Ведомости» раструбили о грабителе, пьющем человеческую кровь.
– Личность установили?
– Да, – сказал Штроб. – И за женой послали. Извозчик это. Кунаев фамилия. Кабриолет его у Летнего сада стоит.
– Он там работает?
– Нет.
– Стало быть, привез пассажира.
Кержин перевернул мертвеца. Ощупал затылок, рыжие пасма в песке и сукровице.
– По куполу его огрели. И сволокли к пристани, чтоб без свидетелей.
– Что без свидетелей? – спросил Штроб, сглатывая.
– Ошмалать.
– И загрызть, – сказал стряпчий.
Кержин счистил с колен песчинки.
– Хорош, – сказал Антонову, который увеличительным стеклом примерялся к зрачкам мертвеца, – Грузите, как жена опознает.
Окликнул будочника. Сощурился на небритую физию. Следователя приводили в отчаянье эти полуграмотные, жаждущие наживы обитатели «чижиков». Лодыри, выпивохи и взяточники. А еще сетуют, что отношение к полиции у народа пренебрежительное.
– Пьян?
– Бодрствования ради!
– Говори.
– Так что! – с энтузиазмом начал будочник. – На вверенной мне территории! Куда и пристань, и мост! Где творится невесть что! Шурудит оно, получается! И я глядь! Сидит!
– Кто сидит? – спросил Кержин нетерпеливо. – Толком, чертомель!
– Гад ентот на трупе сидит! И ест, получается. Как выборгский крендель ест евойную требуху. Юшка по подбородку!
– Рассмотрел его?
– Получается. Лысый, здоровенный.
– Борода, усы?
– Нема. Башка, как луна, гладкая. И зубы.
Зубы больше всего занимали Кержина.
– Железные? Вставные?
– Никак нет! Нашенские зубы. Из кости.
– А ты что?
– Известно, что! – будочник не без гордости ткнул в висящий на шее свисток. – По абнакновению.
Кержин подумал, что такой шеей и загривком кровосос кормился бы до ноября.
– А он?
– Краденое хвать – и наутек, – будочник показал на пришвартованные вдали пожарные пароходы.
– В котором часу? В чем одет был?
– Часы темные. А одежа – такая же. – Будочник почесал щетину и добавил, вперив в следователя слезящиеся глазки: – А пущай меня в гошпиталь лечиться пошлют. Долженствует мне отдохнуть, получается.
Кержин отмахнулся.
– Штроб!