– Ваш врач был удивлен, он ничего такого не слышал. – Литл на миг умолкает. – Я подумал, а может быть, вы не рассказывали ему, потому что не хотели, чтобы он… стал разубеждать вас?
Я трясу головой.
– Не знаю, какие крики вы слышали…
А я знаю. Итан никогда не утверждал обратного. И в тот день я увидела его с ней в гостиной – он даже не смотрел на нее. Он уставился на свои колени, а не на пустое место рядом с собой.
Я бросаю на него взгляд, вижу, как он, не сводя с меня глаз, осторожно опускает Панча на пол.
– Немного непонятная штука с этой фотографией. Доктор Филдинг сказал, что иногда вы ведете себя импульсивно и, возможно, таким образом просите о помощи.
Неужели я это сделала? Все же я это сделала, верно? Да, сделала. Конечно, «угадай кто» – так я приветствую Эда и Ливви. Приветствовала. «Угадайктоанна».
– Что касается того, что вы видели в тот вечер…
Я знаю, что видела в тот вечер.
Я смотрела кино. Старый триллер, в который «Техниколор» вдохнул новую жизнь в цвете. «Окно во двор», «Подставное тело», «Фотоувеличение». Я смотрела шоурил, архивный материал из сотни самых знаменитых триллеров.
Я видела убийство без убийцы, без жертвы. Я видела пустую гостиную, свободный диван. Видела то, что хотела увидеть, что мне необходимо было увидеть. «Вам не тоскливо здесь в одиночестве?» – спросил Боги у Бэколл, спросил у меня.
«Я родилась одинокой», – ответила она.
Я – нет. Меня сделали одинокой.
Если я настолько не в себе, что разговариваю с Эдом и Ливви, то определенно могу мысленно разыграть убийство. Особенно с помощью химии. И разве я постоянно не противилась правде? Не изворачивалась и не искажала факты?
Джейн – настоящая Джейн, Джейн из плоти и крови. Разумеется, она та, кем себя называет.
И конечно, серьга из комнаты Дэвида принадлежит Кэтрин, или как там ее.
Безусловно, прошлой ночью никто не входил в мой дом.
Все это накатывает на меня, как волна. Обрушивается на мои берега, очищает их, оставляя за собой лишь полоски ила, протянувшиеся к морю наподобие пальцев.
Я была не права.
Более того – меня ввели в заблуждение.
И даже больше – я несу за это ответственность.
«Если мне что-то грезится, когда я бодрствую, значит я схожу с ума». Дело в этом. «Газовый свет».
Тишина. Не слышно даже дыхания Литла.
Молчание нарушает Алистер:
– Вот оно что. – Приоткрыв рот, он качает головой. – Я… ух ты! Господи. – Он сурово смотрит на меня. – Господи.
Я проглатываю комок в горле.
Он не сводит с меня глаз, беззвучно двигает челюстью, опять качает головой. Наконец делает знак сыну и направляется к двери.