Павлуха так и застыл, глядя на Пашку. Впрочем, мелькнувший на мгновение интерес тут же сменился безразличием.
— Ну-ну… пророк, — бросил он, идя к калитке. — Сиди здесь, раз все равно всё будет в порядке… А я пошёл воевать. За эту вот бабу с пацаном, за нашего сержанта, за старшину убитого. И за мою семью. Чтобы эти гады не взяли Минск несмотря на всё то, что ты тут так уверенно наболтал…
Пнув и без того распахнутую калитку, он вышел на дорогу и зашагал в ту же сторону, что и беженцы.
Пашка остался один. Взял со скамьи свою амуницию, привычно накинул плечевые лямки. Толку-то с неё… Патроны в подсумках холостые, в гранатнике — скомканная бумага. Надел тощий вещмешок с нелепо болтающейся на нём каской. Подхватил свою «трёху» с сильной коррозией на стволе — и тоже вышел в поток людей.
На минуту остановился у колодца — тут уже толпились люди, жадно зачерпывающие из вытянутой бадьи жестяными кружками и пригоршнями, под их неприязненными взглядами наполнил флягу. Зашагал дальше.
Смартфон!
Вот он, в кармане. Мокрый, экран разбит — видимо, одним из Павлухиных ударов. Включится? Ни фига, наверное, батарея сдохла окончательно. Ну и чёрт с ним, будет река — утоплю, просто так выбрасывать нельзя… Достал из кармана пригоршню мятых сторублёвых бумажек, скомкал, зашвырнул в чей-то сад — куда они сейчас, только лишние вопросы будут.
Ему было непривычно легко — даже бесполезная винтовка не тяготила. Охватила какая-то весёлая злость. Мокрая гимнастерка и рубаха неприятно липли к телу, всё болело, но он не замечал этого.
Павлуха прав.
Выйти на первый же рубеж обороны, получить приказ и оружие — и задержать фашистов. Пусть на полчаса, на час — всё равно.
Потому что именно те, кто здесь, пусть ненадолго — но отложат и сдачу городов, и продвижение танков Гудериана или кого там ещё… И, может быть, благодаря ему спасётся эта уставшая женщина с пацаном, вон тот старик на телеге, ещё кто-то из тех, кто бредёт по этой дороге…
Главное — найти рубеж обороны.
Идти получалось со средней скоростью — хоть Пашка и был более-менее отдохнувшим, но отбитые в двух стычках с Павлухой части тела давали о себе знать. Впрочем, беженцы, свзязанные детьми и скарбом, шли и того медленнее, кто-то даже вёл жалобно мычащих коров, волок упирающихся коз. После деревеньки начался лесок, и Пашка не сразу сообразил, почему люди, едва войдя в него, словно посветлели лицами. Да место закрытое, с самолётов почти не просматривается. Незнакомого Пашке старшину, ремонтировавшего мотор броневика, расстрелял «стервятник» — значит, и отметины от пуль на машине он оставил. И вряд ли досталось одному лишь броневику — днём по дороге, скорее всего, точно так же тянулись беженцы…