— Почему захватчики не убили лично вас, Майкл?
— Меня они долго истязали, но оставили все же в живых. У них не оказалось своего врача.
— Стоило ли ради всего этого удирать на Марс? Могли бы создать коммуну и на Земле, — сказал я, вздохнув.
— Создавали, — горько усмехнулся врач. — Наши предки. В Гайане. В семидесятых годах прошлого века. Тогда жив еще был святой Джим Джонс. Коммуна называлась Джонстаун.
— И что?
— Скверно вы, молодой человек, историю знаете.
— Землянам сейчас не до истории. Что же произошло с Джонстауном в Гайане?
— Коммуну уничтожили наемники ЦРУ.
— Так, понятно. На Марсе почти все повторилось. Майкл, скажите…
Я не успел договорить.
В коридоре послышались шаги, дверь резко распахнулась, и в комнату ввалились трое детин в эсэсовской форме. Один из них — в офицерском мундире — резко обратился к Майклу Москуну:
— Ожил красный?
— Да, — тихо ответил врач.
— Прекрасно. Будет кого казнить.
Повернувшись ко мне, эсэсовец грубо спросил:
— Одевайся, комми. Тебя желает видеть наш фюрер.
— Но ему нельзя еще ходить, — возразил Майкл.
— Утащим за ноги, если понадобится, — заржал фашист.
— Позвольте, хоть укол поставлю. Обезболивающий, — взмолился врач.
— Ставь, только быстрее.
Майкл Москун вколол мне какой-то наркотик, достал из тумбочки кувшин с водой, тазик и полотенце, помог умыться и переодеться.
Минут десять меня вели по каким-то узким слабоосвещенным коридорам и лестницам. Ни одна живая душа при этом не повстречалась.
«Тайными ходами доставляют», — сообразил я.
Кабинет местного фюрера поражал размерами и роскошью. А сам фюрер оказался человеком невзрачным. Худой, старый, совершенно лысый, с черными кругами под глазами.
Он сидел за огромным двухтумбовым столом в кресле, больше похожем на трон. Черный, шитый золотом мундир, был ему немного великоват. А может, старик с годами усох?
Не вставая, фюрер долго рассматривал меня, потом знаком предложил сесть в свободное кресло напротив era стола.
Я сел.
Знаком же хозяин кабинета отправил сопровождавших; меня эсэсовцев за дверь.
— Кто ты? — спросил он меня.
Я назвал себя и перечислил все свои должности и полномочия.
— Военный комендант стройки? — удивился он.
— Да. А что?
— То есть другими словами, ты для своих здесь самый главный?
— До прибытия переселенцев, — уточнил я. — Потом изберут гражданские органы власти.
— И ты отдашь власть? — хитро прищурился фюрер.
— Разумеется.
— Без сожаления?
— Да.
Он помолчал немного, потом спросил:
— А что, родное мое американское правительство все еще лижется с Советами?
— Наши правительства сотрудничают, — сухо ответил я.