Она зовет Клариссу – передать заказ на обед. Затем звонит администратору – забронировать место на катере с двух часов до половины третьего. Она даже чувствует некоторый подъем в предвкушении того, как проведет сегодня вторую половину дня, а потому решается надеть что-нибудь из украшений. Колец она не носит с тех пор, как… Это была еще одна, дополнительная, утрата. Когда она играла, то оставляла свои кольца в отеле, а вернувшись, первым делом спешила их снова надеть: на левую руку – бриллиант, на правую – рубин. Оба кольца потерялись во время аварии. Конечно, она получила страховку, правда не без нервотрепки. У нее еще оставались колье, клипсы, серьги. По настоянию Глории она продала почти все – слишком о многом эти камни напоминали ее сестре. Она сохранила всего пять или шесть самых красивых вещиц, которые отныне держала в шкатулке, никогда не открывая ее. Но сегодня в ее жизни должно произойти нечто настолько важное, что можно позволить себе разок нарушить обет воздержания. Она выбрала тонкое золотое колье, купленное – она все еще помнит это – в Лондоне в 1922 или 1923 году. Оно все еще очень красиво, хотя совершенно вышло из моды. Раньше она застегивала его у себя на шее на ощупь, не глядя. Почему каждое воспоминание бередит одну и ту же рану? Она снова звонит Клариссе и, протягивая ей украшение, говорит:
– Застегни, пожалуйста. Можешь считать, что я спятила. Когда я была молодой, у меня было много желаний. А теперь от всех чувств осталось одно отвращение.
Она привыкла вот так разговаривать сама с собой перед Клариссой, как Кларисса привыкла молча выслушивать ее. Сейчас она ловко управляется с застежкой.
– А главное – ничего не говори Глории. Она будет надо мной смеяться, хотя сама, когда принимает гостей, обвешивается с ног до головы, и ей все кажется, что маловато на ней жемчуга… Не знаешь, новичок, ну этот толстяк, уже переехал?
– Да, мадемуазель. Вчера утром. Говорят, у него есть рояль. Я слышала, что многие недовольны из-за шума.
– А моя сестра в курсе?
– Конечно. Она-то и возмущается громче всех. Говорит, что рояль будет причинять окружающим неудобство.
– Милая моя Кларисса, меня это нисколько не удивляет. Ты просто не поняла. Неудобство – это я. Соседский рояль – не более чем предлог. Кстати, мне спагетти, только проследи, чтобы проварились как следует. Дай-ка палку. Пойду его предупрежу.
Этот самый Хольц поселился неподалеку. Впрочем, какие расстояния в «Приюте отшельника»! Здесь не дороги, а увитые цветами тропинки, маскирующие коварные неровности почвы. Юбер Хольц купил виллу в прованском стиле. Пока она выглядит слишком новой, как будто сошла со страницы каталога, но когда немножко обживется, будет совсем недурна. Для одинокого человека она, пожалуй, слишком просторна. Аллея, выложенная крупным булыжником и оттого напоминающая брод, упирается в дверь из натурального дерева, сейчас широко распахнутую.