– Не может быть! Вы несправедливы…
– Может, доктор. Я знаю, о чем говорю. Я, например, точно знаю, что Глория ни за что не уступит Джине Монтано. Я знаю, что сейчас, в эту самую минуту, она бесится от ярости на собственное сердце, которое посмело ее предать. Вы, доктор, забываете одну вещь. И Монтано, и Глория, и даже я – мы монстры сцены, а «Приют отшельника» – что-то вроде театра. Мы думаем прежде всего о публике. Даже такая калека, как я! И поверьте, для нас всех, в том числе и для Глории, такая вещь, как здоровье, – тьфу, лишь бы сцена была сыграна красиво.
Она рассмеялась грустным безнадежным смехом.
– Мне особенно уместно говорить о красоте, не правда ли?.. И тем не менее я права. В жизни есть много способов драться.
Она дружески положила затянутую в перчатку руку на колени доктора Приера.
– Не обращайте на меня внимания, – сказала она. – Просто у меня очередной приступ злобы. Знаете, на меня иногда накатывает, как крапивница. Правда, это быстро проходит. Мне очень жаль, что я причинила вам столько хлопот. Конечно, Глория выполнит все ваши предписания, я сама за этим прослежу. Я тоже принимаю все лекарства. Но что касается волнений… Знаете, как в песне поется, «что будет, то и будет»…
В тот же вечер поползла сплетня, что Глория слегла. Интересно, как это тайны становятся известными всем и каждому? Через стены они просачиваются, что ли? Жюли призвала на помощь Клариссу, и они попытались пустить совершенно обратный слух: у Глории всего лишь легкое расстройство желудка. Может быть, слишком много шампанского выпила в гостях у Джины. Впрочем, ничего действительно серьезного. Хотя лучше ей пока не звонить. Четыре-пять дней ее не стоит беспокоить.
Между тем как раз через пять дней наступало 14 июля, и Жюли не терпелось посмотреть, как ее сестра будет реагировать, если узнает, что ее имя появилось в списке награжденных орденом Почетного легиона. Конечно, она об этом узнает. Ведь список будет напечатан в газете. Хотя… Хотя это совсем не обязательно. Обитатели «Приюта отшельника» читают в основном только местные газеты и вряд ли воспримут эту новость как большое событие. Если только…
Как Жюли ни старалась беречься, спать она совсем перестала. Снотворные и транквилизаторы больше не помогали. От них она только тупела. Теперь, разговаривая с Глорией, ей приходилось заикаться, подыскивая слова. Как там сказал доктор? «Никаких волнений»? Ну что ж, если кто-нибудь из соседок пришлет Глории записочку типа: «Поздравляю с награждением! В газете статья, посвященная вам», – то радость Глории будет очень даже большим волнением. Ведь доктор не уточнил, что сильная радость может вызвать остановку сердца точно так же, как большое огорчение или даже просто унижение. Весь день Жюли с надеждой ждала, что кто-нибудь проявит неосторожность и тем самым положит конец этой выматывающей дуэли, которую она сама затеяла, хотя понимала, что первой жертвой станет она сама. Теперь у нее болело все. Она почти перестала есть, и одежда болталась на ней, как на вешалке. Лекарства, назначенные ей хирургом, не справлялись с приступами тупой боли, которая день ото дня становилась все настойчивее. Но она поклялась себе, что не бросит начатую партию, даже если для этого ей потребуется вся ее воля. Встречая ее у Глории, доктор Приер жалобно качал головой. Однажды, стоя на пороге «концертного зала», он тихонько сказал ей: «Вы убиваете себя!» – на что она отвечала непонятной ему фразой: «Не я первая начала…»