Зевс (вспомнил Лазарев заглазное прозвище их директора) с удвоенной силой шлепнул новой статьей и с отвращением прочел ее название: - "Чернышевский. От Лаврова до Набокова: предтеча революции или заемный утопист?". Автор Д. Н. Лазарев. Этот Лазарев - тоже Вы?! Боже мой, я готов сойти с ума! А Вы.... Ты, Митенька, уже с него сошел! Ты-ы, основная надежда на будущее института.... Не я ли тебя на руках носил и в мыслях прочил на свое место? Вот дурак так дурак....
Лазареву так и осталось неясным, кого директор счел дураком: его или себя. Оправдываться в тот момент он не стал (хотя мог многое сказать в защиту и себя и роли дилетантов в научном познании мира), да гневный Зевс ему и не позволил: выдворил из кабинета со словами: "Идите. И о-очень подумайте, как жить и что творить дальше".
Вернувшись домой, Дмитрий Николаевич сунул "Цинандали" в холодильник (под морозилку), налил Пуме остывшего супчику из общей кастрюли, принял со всей тщательностью душ, подравнял ножницами небольшую бородку и усы, облачился в свежий домашний халат и проследовал в свою комнату, к столу, на котором царил его ноутбук. Открывая файл с диссертацией, он промахнулся, и на экране вдруг возникла недавно скачанная из "Самиздата" фантастическая повесть Ильина "Уровни Эдема". Слегка ухмыляясь, Д.Н. пробежал глазами уже читанную страницу, вздохнул завистливо ("Эх, мне бы какой портал обнаружить в дали дальние...."), закрыл и через минуту стал вчитываться в свою последнюю писанину.
Вдруг в темной комнате (Лазарев для большей сосредоточенности всегда работал без наружного освещения) будто фонарик мигнул. Он поднял взгляд в подозрительном направлении и, к своему большому удивлению, обнаружил махонький квадратик света посреди комнаты, на высоте своего роста. Он встал, подошел к квадратику (2х2 см примерно), глянул в него и оторопел, увидев (будто через дырку в заборе) освещенную солнцем чужую комнату! Не веря себе, он стал осматривать ее интерьер, смещая голову то влево, то вправо, то приседая, то вставая на цыпочки и, наконец, сел на диван, слегка тряся головой. Общее впечатление, сложившееся у него, походило на кадр из фильма, действие которого происходит в 19 веке: венские стулья, стол, застеленный плюшевой скатертью, шелковый абажур над столом, накрывший подвешенную керосиновую лампу, портьеры в обрамлении входной двери, гардины, крашеный суриком деревянный пол, фикус в углу, наконец! Что это за чертовщина!
Тем временем в комнату почти неслышно вошла Пума и глухо заворчала, глядя в сторону того же квадратика. Дмитрий взял собаку за уши и прижал к себе, призывая к спокойствию, потом подошел к окошечку в чужой мир и тотчас отшатнулся: странная комната уже не была пустой! По ней в раскачку, с тряпкой в руках пятилась молодая бабенка в каких-то чунях и ситцевом сарафане, подоткнутом к поясу до обнажения полных икр, то есть мыла пол. Когда Дмитрий вновь поглядел с опаской в окошечко, баба уже развернулась и двигалась с тряпкой в обратном направлении - видимо, протирала намытую часть пола. При этом ее полные груди мотались из стороны в сторону под ситчиком сарафана так резво, что Дмитрий Николаевич вдруг покраснел, ощутив внятную эрекцию.