— У Анита есть только один росич, Твёрдая Рука. Курсорес, наступивший конём на христарадника у ворот, не ругается по-росски. Я следовал за тобой до самого дома проклятого Калокира, подкрался и слышал, о чём ты толковал с Акакием, его прислужником, — продолжал Лис. — Я знаю всё, что делается в столичном логове дината, у меня с ним свои счёты.
— У тебя? С ним? Ничего не понимаю. Тут какая-то тайна. Я могу её знать?
— У тебя, златовласый, своя, у меня своя. Зачем тебе знать то, чего я сам не открываю?
— Но ты не посчитался с опасностью, помогая мне, почему?
— Динат лютый враг мой. Я понял, что он и твой недруг. Лис помог Твёрдой Руке, а Твёрдая Рука придёт на помощь Лису, когда понадобится, разве не так?
— Конечно! — воскликнул Улеб.
— Нам сюда принесут всё необходимое. Одежда курсореса выдаёт тебя с головой. Сменишь её на платье странствующего воина. Я же, коли не возражаешь, превращусь в слугу-оруженосца. Коня смени тоже.
— Нет, Жар будет со мной.
— Ладно, — согласился Лис. — Прикроем его холстиной, как это делают франки. Мне бы только подступить к динату… Тебе же обещаю служить без обмана и корысти.
Улеб сказал:
— Пусть будет так. Только не ищу я прислугу, не по мне помыкать другими. Будь товарищем. Не стану я гоняться за Калокиром, хочу отыскать побратима в бухте Золотого Рога. С ним или без него хочу отправиться морем или сушей сперва за сестрицей в каганскую Степь, а после в Рось-страну, домой.
— Тсс!..
Красильщик привёл на поводу осёдланную кобылу, нагруженную двумя объёмистыми тюками.
— Этот старец с драгоценным ухом не иначе колдун, — сказал юноша с иронией, едва красильщик ушёл.
— Не в нём колдовская сила, а в твоём кошеле, — заметил Лис.
Когда торопливо переодевались, Лис повернулся к Улебу спиной, явно стараясь скрыть от него что-то. Но юноша, хоть и не рассмотрел как следует, а всё же заметил ненароком, как блеснуло нечто золотистое, свисавшее с шеи Лиса на тонкой цепочке. Отчего тот прятал от глаз напарника какую-то безделушку, почему не выбросил нищенские лохмотья, а сунул их в суму у седла? Улеб не придал этому значения, лишь усмехнулся про себя. Он начинал привыкать к чудачествам нового приятеля.
Преобразившийся Лис с наслаждением поглаживал на себе пристойное одеяние. Внезапно, увидев треугольники палестры на плечах юноши, он захихикал пронзительно, почти истерично и выпалил, подняв вверх кривой, давно не мытый указательный палец:
— А ведь ты раб, беглый раб, а я, слуга твой, был и есть свободный!
Улеб рассмеялся в ответ.