Вольга даже руку поднёс к груди, ещё не веря до конца такому счастью — отец Михайло живой возвращается из печенежского стана! Не сдержался и громко закричал:
— Дедко, гляди! Это же отец мой идёт! Живо-ой!
Белгородцы, которые густо заполнили проем крепостных ворот и помост стены в сторону юга, на его крик отозвались радостными голосами: так откликается чуткий камыш на нежданный порыв ветра в ночи — сначала тихо, потом, словно проснувшись, всё громче и громче. Взлетели вверх подкинутые шапки. Белгородцы радовались временной удаче, словно посланцы несли с собой обещание кагана немедленно оставить в покое Русскую землю и уйти к вечеру в степь.
Старейшина Воик вдруг тяжело налёг на плечо Вольги и, обессиленный, опустился на тёплую землю у правой створки ворот, спиной прислонился к дубовым брёвнам. Вольга тут же упал перед ним на колени в мягкую пыль.
— Тебе худо, дедко? — забеспокоился он и горячими руками схватил как-то сразу похолодевшие пальцы старейшины. Ближние белгородцы поспешили к нему, но старейшина успокоил людей:
— Не тревожьтесь, мне не худо… Никогда в жизни мне не было так славно, как теперь. Поверили печенеги! Эти поверили нам, а те поверят им. Теперь всем скоро будет хорошо.
А тут и посланцы поднялись вверх по склону, к воротам. Кузнец Михайло отставил в сторону печенежское копьё и в посеченном в нескольких местах дорогом корзне опустился перед старейшиной Воиком на правое колено, бегло глянув, не проступает ли где кровь с плеча и с груди наружу: не испугать бы немощного отца Воика.
— Поклон тебе, старейшина Воик, за мудрое слово о силе земли нашей! Это слово укрепило наше сердце перед каганом. Обопрись теперь о мою руку, отче Воик, идём во двор, там и отдыхать будешь.
Краем глаза видел старейшина: воевода Радко позвал с собой Ярого расспросить о том, как шёл разговор с каганом и что прознали русичи в печенежском стане?
Ослабел сильно старейшина Воик, всё в нём будто надорвалось сразу. Как слёг за очагом, так уж и не поднялся больше, всё только стонал и спрашивал у Михайлы:
— Как печенеги, не ушли?
— Всё станом держатся, отче, а в ночь снова костры разложили.
— Неужто не поверил каган своему князю? Ведь князь говорил о колодцах с верой в словах! Может, готовятся к новому приступу на нас? Не устоять тогда, совсем ведь отощали.
И снова затихал старейшина Воик — вздыхал только да укрывал зябнувшие ноги толстым рядном, согретым Вистой у огня.
Но утром второго дня, когда мать Виста пригласила Вольгу и Василька со двора к скудному завтраку, в избу вбежал Антип и радостно, ещё от порога, известил домочадцев: