Невольно попятившись, он ухватился за рукав возвышающегося над всеми незнакомого бородача, статного и ухмыляющегося, как видно, случайно забредшего на шум.
Не обращая внимания на Калокира, мужчина этот в отличие от прочих не галдел, не суетился, а спокойно и пристально наблюдал за происходящим. И одет он был не так, как остальные: необычного покроя кожаную рубаху, просторную, с глубоким вырезом, из которого выглядывали ключицы и мышцы могучей груди, опоясывал широкий плетённый из бечёвок набрюшник. Кудрявую крупную голову, посаженную на толстую жилистую шею, венчал белый колпак с белым гусиным пером. Стоял мужчина крепко, как монумент, расставив ноги и заложив растопыренные пальцы сильных рук за набрюшник.
— Связать! Вырвать язык! — вдруг, очнувшись, завопил динат, нервно простирая указующий перст на сторону низкой крыши пристройки в глубине двора, на которой тяжело дышащий, полуголый, побелевший от ярости, напряжённо изогнувшись, стоял Улеб.
Левая рука юноши судорожно сжимала кривой держак, прикреплённый к толстому и прочному, как щит, черепку, оставшемуся от какой-то разбитой посудины. Правая стиснута в кулак. Посреди двора перед пристройкой на взрытой и захламлённой площадке ползали или неподвижно распластались стонущие люди из окружения дината.
— Схватить! Взять его!
Словно отрезвлённые приходом хозяина, голос которого придал смелости домочадцам, сразу четверо отделились от толпы. По одному они вскарабкались на крышу. Улеб ринулся навстречу, отразил черепком удары нападавших и обрушил на их челюсти и скулы свой мелькающий кулак. Трое бесчувственными мешками свалились с крыши и ахнуть не успели, четвёртый отступил сам, едва не сломав шею в панике.
— Вперёд! Взять!
Лишь камни градом застучали по черепку, которым Улеб прикрыл голову, и по доскам пристройки. Никто не хотел рисковать.
— Трусливые мыши!
— Может, сбегать на площадь за патрулём? — раздался писк Сарама откуда-то из-под земли.
— Позорить меня на всю столицу! Этого ещё не хватало! Заячьи души! Дармоеды! Разбежались от одного безоружного тавроскифа! Придётся мне показать вам, как расправляются со строптивыми язычниками истинные мужи империи!
С этими словами Калокир звонко обнажил меч. Но внезапно его резко остановил незнакомец в кожаной рубахе и с белым колпаком.
— Не пристало достойному патрикию идти с мечом против голого кулака, — прогремел он, пощипывая курчавую бородку. — Нельзя рубить безоружного удальца, нельзя. Этому мальчику нет цены, разве ты не видишь? Какая находка!..
Окинув удивлённым взглядом атлетическую фигуру непрошеного заступника, динат запальчиво огрызнулся: