В палате больных греков недавно умер греческий офицер от тифуса; больно было видеть его страдания. Однажды я провела много часов у его кровати; у него много детей, и он мне поручил просить их начальника, князя Мурузи, о своём семействе. Ему очень не хотелось умирать; но приобщившись Св. Тайн, он был совершенно покоен и всё спрашивал у меня, скоро ли он умрёт. Этот офицер немолодых лет, прекрасно говорил по-французски и, видно, был очень хорошо образован; как ни старались ему помочь, но не могли. Я ещё не имела случая видеть его начальника и не могла передать последние слова этого страдальца. У нас был пленный французский капитан де-Кресси, раненный с 10-го на 11-е число. У него были ужасные раны: нога раздроблена, рука отрезана, грудь ранена штыком, голова разрублена сабельным ударом, и вдобавок весь избит прикладами. Он жил шесть дней, и надо было удивляться борьбе его со смертью; он был чрезвычайно силён и здорового сложения, его положили в отдельной комнате, и за ним наблюдала мать Серафима; всё было исполнено по приказаниям доктора, и как было жаль, когда доктора сказали, что ему остаётся немного жить; в последнее утро я пришла к нему за час до его смерти; он протянул ко мне руку, спросил, как моё здоровье, и заметил, что я бледна; я едва могла отвечать ему и тотчас ушла. Мать Серафима оставалась при нём до его кончины. Сегодня его хоронили, и наш русский священник отпевал его, сделали ему чёрный гроб, и я с двумя сёстрами и мать Серафима проводили на кладбище; грустно стало на душе при виде этого осиротелого гроба; я вспомнила, какие он письма диктовал одному французскому офицеру к своей жене, матери и сестре. Я оставалась, пока совсем зарыли могилу... Крест Почётного Легиона и несколько брелок, которые он сохранил, отосланы во французский лагерь. — Сестра Б. ...у меня дежурит при одном тяжело раненном полковом командире Днепровского полка, полковнике Радомском; князь Васильчиков просил доставить Радомскому особенное попечение, и я поручила его своей сестре; её вниманием полковник очень доволен. На днях я ездила на южную сторону, и на возвратном пути возле нашего катера, шагах в двадцати пяти, упало ядро; свист и грохот так оглушил меня, что я два дня чувствовала какую-то дурноту в голове и шум в правом ухе. Теперь я начинаю разбирать тюки с бельём и раздаю его многим бедным офицерам, юнкерам, солдатам и волонтёрам греческим; пленных также не забываю, за что все они беспредельно благодарны и воссылают искренние молитвы о нашей Высокой Покровительнице. — По приказанию профессора Пирогова я посещаю два раза в день офицерские палаты и спрашиваю больных об их нуждах; по предписанию доктора, им выдаётся бульон, компот из сухих фруктов, саго на вине, полбутылки красного южнобережного хорошего вина, суп из курицы и миндальное молоко, всё это даётся, смотря по болезни; дают им также по два фунта сахару и четверть фунта чаю на десять дней, по назначению профессора Пирогова. [...]