— Скажи, человек, обладающий волшебными хитростями, ты можешь показать нам еще что-нибудь?
Все последние дни Симон провел в подготовках и тщательных тренировках вместе со своими ассистентами в уже известном нам мрачном доме. Там он готовил какие-то странные приспособления. Они имели одну цель: приготовить два трюка. Самаритянин надеялся показать первый из них этим вечером. Это будет прелюдией, решил он. То, что он покажет, — перевернет и покорит весь мир. И, услышав слова Цезаря, Симон решил, что это сама судьба подает ему знак. Он встал и приблизился к императору.
— О Цезарь, — произнес он. — Я очень хотел бы развеять некоторые ложные представления о волшебстве. С твоего величайшего позволения, я постараюсь сделать это, прибегая как можно реже к словам. Руки и пальцы будут моим языком. Сегодня, чтобы повеселить тебя, они покажут кое-что новое.
Он вытянул перед собой руку таким образом, чтобы все видели, что она пуста, что ничего не спрятано между пальцев и в рукаве. И вот, только что эта ладонь была пустой, но в мгновение ока на ней появилась зажженная свеча. Симон посмотрел на нее так, словно сам был удивлен ее появлением. Он оглянулся по сторонам и заметил подле себя толстого сенатора с выпирающим животом. Он как раз подносил чашу с вином к губам. Тогда небрежным жестом Симон стряхнул свечу прямо в чашу с вином сенатора. Пламя потухло с легким шипением. Хитрец очень удачно выбрал свою жертву. Сенатор уже приподнялся, чтобы разразиться праведным гневом, но, оглянувшись, заметил, что все покатываются от смеха. Вначале Нерон от удивления лишь хмыкнул, затем тихо засмеялся, а под конец, откинувшись на подушки, захохотал во все горло. Голова его откинулась назад, а все тело содрогалось.
Симон приблизился к императору еще на несколько шагов.
— О Цезарь, — сказал он. — Очень многие считают, что колдовство это всего лишь ловкость рук и тщательно приготовленные трюки. Но я хотел сказать об ином волшебстве, о той мощи, которая дается в руки тому, кто осмелился заглянуть в древние черные книги. Кто нашел в себе мужество заглянуть за мрачные двери вечности, посмотреть в глаза неизвестности.
Он вновь протянул руку, и снова свеча появилась на ладони. На этот раз он раздавил ее об обнаженную спину проходившей мимо рабыни. Несчастная несла поднос с пустой посудой и, взвыв от боли, уронила все на пол. И вновь Цезарь сначала хмыкнул, а затем разразился хохотом.
— Я сегодня милостив, — объявил он. — Пусть ее накажут сотней ударов плетью за неловкость. — Когда он отсмеялся, то добавил: — Она заставила меня смеяться в тот вечер, который, казалось, не обещал ничего веселого.