И девушки, ее подруги, оттащив нас в так называемое укрытие (потому что там не было укрытия), эти девушки, накрыв нас своими телами от очередного минометного налета немцев, вздрагивали и глотали слезы не от страха, а от горя за свою Катюшку. И все равно шептали в самое ухо раненому, сухими горячими губами щекоча кожу: «Не бойся, миленький. Тебя не тронет. С тебя довольно».
Если бы вы знали, как страшно раненому под огнем…
Милые, воистину самоотверженные фронтовые подруги. Видели бы вы их, когда после десятидневного сумасшедшего марша с боями от Керченского перешейка до бирюзовой Балаклавской бухты эти почерневшие от солнца и побелевшие от крымской пыли девушки на первом большом привале увидели речку. Тут ничто не действовало: ни близость передовой, ни предостерегающий окрик старшины, ни ставшая привычной воинская дисциплина. Вода! Купаться! Бедные девчушки, как они мечтали об этой воде. И только врожденное, навеки записанное в клетках памяти девичье целомудрие заставляло их бежать вдоль берега в глубь зарослей ивняка и кизила. А потом они вышли свежие, ослепительно красивые, в выстиранных полинялых гимнастерках, в вымытых брезентовых сапожках. Они шли вдоль бивуака, и солдаты торопливо, как напроказившие мальчишки, натягивали гимнастерки на свое несвежее белье, запихивали в сапоги недосушенные грязные портянки и по-восточному поджимали под себя натруженные босые ноги.
Восемнадцатилетний Миша Бунчук смотрел на девушек такими восторженно сияющими глазами и такое восхищение было написано на его чумазой круглой рожице, что надменно-царственное шествие девушек сломалось, девчата прыснули и вдруг со всех ног метнулись к своим связистам, колдовавшим над катушками полевого телефонного кабеля.
Но это было потом. Когда-нибудь я расскажу об этом. Расскажу, как в глухом карпатском селении три девушки-санинструкторы целые сутки отбивались от бродячей фашистской банды, защищая домик, в котором лежали два десятка тяжело раненных наших бойцов. Расскажу об импровизированном конкурсе красоты наших фронтовичек с польскими девушками в местечке Бельско-Бяла. Но об этом когда-нибудь позже…
А пока наша дивизия стояла на отдыхе, точнее, переформировании под Геленджиком.
Каждый вечер, слегка косолапя своими огромными ногами, Николай Часовский направлялся к заветной землянке. Его сразу же окружала щебечущая стайка связисток. И почти до отбоя оттуда неслись веселые голоса, струился и звенел девичий смех, баском всхохатывал Николай. Мы не знали, о чем там говорят, не могли понять, чем покорил Николай девушек, но злы были на него лютой и неукротимой злобой отвергнутых, но собственнически ревнивых поклонников. Хотя справедливости ради надо сказать, никто нашего поклонения не отвергал по той простой причине, что даже не знал о нем.