Теперь же ночная темнота пугала. В углах избы притаились клочья косматой тьмы, издающей непонятные звуки: шорохи, писки, потрескивания, настороженное шуршание… Прямоугольник дверного проема пульсировал от огневых сполохов на Индюке. Ненасытный зверь войны тяжко ворочался и грохотал за хребтом.
Митька кутался с головой в овчину, задыхаясь от ее тяжелого нечистого запаха и чутко прислушиваясь к ночным звукам, через пять минут сбрасывал с головы душное покрывало, нарочно громко откашливался…
Сон сморил хлопца, когда посветлел дверной проем, и в избу вместе с утренней колючей свежестью начали вливаться розоватые блики просветленного рассветного неба. Снилось Митьке, будто он и его дружки закадычные сидят над притуманенной рекой и, стуча зубами, пытаются согреться после получасового топтания в реке, когда, погрузившись в воду по шею, нащупывали ногами спящих на дне раков и ныряли, чтобы достать их рукой и сунуть в висящую на шее сумку.
Старший из них, Ванька Бобер, не выдерживает этой «зубной чечетки» и, сорвавшись с места, начал исполнять какой-то столь фантастический танец, что сидящие на корточках посинелые раколовы сначала хохочут, потом присоединяются к Ваньке, и вот уже на фоне вспыхнувших за рощицей лучей солнца дергается, мечется, скачет и кривляется невообразимая компания голых детских тел, от которых постепенно начинает идти пар. Только Митька никак не может согреться. Он прыгает, изгибается, подкидывает ноги чуть ли не выше головы, тычет во все стороны кулаками. Так старается, что даже Бобер удивленно остановился и, указывая на него ребятам, кричит хриплым голосом Николая-солдата:
— Та он сказился! Хоть связывай… Ты гля: дерется, паршивец! А ну вставай, не дури!
Митька, все еще стуча зубами, открыл глаза и, словно родному, кинулся на шею сидящему около него Николаю.
— Пришел! Дядя Коля! — Обнимая пахнущего мужским потом и табаком Николая, Митька увидел через плечо, что на кровати невозмутимо сидит Костя и важно сворачивает самокрутку.
— Дядя Костя! Дядя Коля! Ур-ра! — Митька вскочил и пустился по избе в дикий пляс, напоминавший тот, который ему снился. Глядя на него, даже Костя улыбнулся, определил:
— Телок!
Митька, запыхавшись и сияя радостно, заглядывал в лица бойцов, перескакивая с одного на другое, бессвязно рассказывал о том, как он их не нашел, как боялся, как хотел есть и мерз, как ему казалось, что он им надоел и они его бросили, или что часть по тревоге ушла на передовую, или что их срочно вызвали на прочесывание леса для поимки проникших сюда фашистских разведчиков…