– Из всех нас, Романовых, Аликс наиболее часто была объектом клеветы. С навешенными на нее ярлыками она так и вошла в историю. Я уже не в состоянии читать всю ложь и все гнусные измышления, которые написаны про нее, – отозвалась об императрице Александре Федоровне великая княгиня. – Даже в нашей семье никто не попытался понять ее. Исключение составляли мы с моей сестрой Ксенией и тетя Ольга. Помню, когда я была еще подростком, на каждом шагу происходили вещи, возмущавшие меня до глубины души. Что бы Аликс ни делала, все, по мнению двора Мама, было не так, как должно быть. Однажды у нее была ужасная головная боль; придя на обед, она была бледна. И тут я услышала, как сплетницы стали утверждать, будто она не в духе из-за того, что Мама разговаривала с Ники по поводу назначения каких-то министров. Даже в самый первый год ее пребывания в Аничковом дворце – я это хорошо помню – стоило Аликс улыбнуться, как злюки заявляли, будто она насмешничает. Если у нее был серьезный вид, говорили, что она сердита.
Никто, кроме двух или трех человек, в том числе великая княгиня Ольга Александровна, не знал, какую помощь и поддержку оказывала своему супругу юная императрица в то время.
– Она была удивительно заботлива к Ники, особенно в те дни, когда на него обрушилось такое бремя. Несомненно, ее мужество спасло его. Неудивительно, что Ники всегда называл ее «Солнышком» – ее детским именем. Без всякого сомнения, Аликс оставалась единственным солнечным лучом во все сгущавшемся мраке его жизни. Я довольно часто приходила к ним на чай. Помню, как появлялся Ники – усталый, иногда раздраженный, после бесчисленных приемов и аудиенций. Аликс никогда не произносила ни одного лишнего слова и никогда не допускала ни одной оплошности. Мне нравилось наблюдать ее спокойные движения. Она никогда не возмущалась моим присутствием.
* * *
В мае 1896 года юная великая княжна в обществе миссис Франклин отправилась в Москву на коронационные торжества. Это была последняя коронация царя в России. Обе поселились вместе с остальными членами императорской семьи в старинном, из красного камня, Петровском дворце в предместье древней русской столицы. Ольге и ее Нана предоставили комнату в башне дворца, воздвигнутого на холме. Оттуда великая княжна могла любоваться на купола многочисленных храмов, на колокольни и высокие стены Кремля…
Очутившись внутри Успенского собора, девочка почувствовала себя «совершенно растерянной и всеми забытой». Собор был невелик, и вся его середина была занята огромным помостом, в глубине которого стояли три трона: средний для царя, левый для молодой императрицы, правый – для вдовствующей. Но для юной великой княжны, по-видимому, места на помосте не нашлось. Она полагала, что ей еще повезло: она оказалась между помостом и одной из колонн, что помогло ей выстоять церемонию коронования, продолжавшуюся пять часов. Самым важным моментом для Ольги был тот, когда государь, произнеся клятву править Россией как самодержец, принял корону из рук митрополита Московского и возложил ее на себя.