Поехали на «Фрунзенскую», там, как выяснилось в «Жёлтых страницах», был специализированный магазин, в котором принимали серебро на лом, определяли его состав и могли выяснить старину вещи. Дима датировал «кадило» семнадцатым, ну восемнадцатым веком, и цена в его понимании никак не могла быть ниже двух стаканов травы, «а то и килограмма!».
Однако, после проведённого химического анализа выяснилось, что это не серебро, а латунь, и датируется оно сотней лет максимум. Когда мы его принесли, на нас посмотрели так, что я понял — они вызовут ментов, видимо, подумали, что мы ограбили церковь или бабушку, такой был у нас с Димой вид.
Когда про кадило выяснилось, что хуйня это полная, а не фамильная ценность, и не стоит она ни два, ни даже один стакан травы, Дима поник. Сокрушительно разбивались какие-то идиллические семейные мифы, даже подстаканник с монограммой «А. Б.» тоже оказался не из серебра, а из латуни.
— Ты только никому не говори, что это не серебро!!! — шептал Дима, лихорадочно просчитывая в уме многоходовые алгоритмы… Хотя всё это происходило уже в процессе сверхскоростного возврата в общагу для срочной сдачи азербайджанцам кадила хотя бы за стакан. Но нужного азера не было, больше никому оно не понадобилось, и Дмитрий, расстроенный, волоча за собой авоську, побрёл домой.
Ещё на Ланском его поймал взбешённый папа:
— Ах ты, гад, украл святое!
— Дааа, хуйня это, а не святое, я проверить хотел.
Папа хватает авоську с кадилом и начинает бить ею Беккера, Беккер бредёт домой расстроенный, папа, копошась в авоське, идёт за ним. Я тоже расстроенный, ибо промотался в Димином безумии целый день.
* * *
Когда Дима уже плотняком влез на ширево, была предпринята вторая попытка впарить кадило, подстаканник с монограммой «А. Б.» и заодно «столовое серебро», которое мы не проверяли и которое «точно серебро», а всё это вместе дополнительно проходило под кодирующим названием «Антиквариат». Довольно выгодно он обменял фамильную тряхомудию на аж пять стаканов маковой соломы Лёне Па-Па-Парамонову. Лёня был такой же мажор-фетишист из нижней мальчишеской фарцы, как и Милок, только на пару лет постарше. Лёня фарцевал на Дворцовой иностранцам всякую хуйню типа советских значков на жевачки, шмотки и доллары. У него была дебильная привычка, как только видит знакомого человека в новых вещах, сразу лезть их трогать и прямо на нём смотреть мульки и ярлычки, выяснять, из какой страны вещь и настоящая ли. Беккер с Лёней учились в одном классе и дружили, подозреваю, что даже ебались иногда, уж больно закадычные друзья были.