Юному кочевнику были чужды ложь, хитрость и жадность. Не знал он кокетства девушек и коварства города с его заманчивыми тайнами. Отец редко брал его на базары. Да и сам он бывал в городе только для того, чтобы продать пушнину, добытую охотой, или купить что-нибудь для семьи.
Но и за короткие часы мальчик получал в городе массу впечатлений, оставлявших в его душе неизгладимый след. Жадно впивался он взглядом в автомобили, с шумом мчавшиеся по улицам, с безотчетным волнением вслушивался в музыку, льющуюся из громкоговорителей, завороженными глазами следил за живой театрализованной кинорекламой. С тоской покидал Надир майданы Пешавара, где кочующие цыгане давали представления с обезьянами. В городе все для него было интересным, новым и необычным.
Воображение часто переносило его в яркий, сияющий мир города, и он, тоскливо вздыхая, думал: «Город, город! До чего же там весело и занятно». Но как ни притягивали его красивые базары и шумные майданы, ни в двенадцать, ни в шестнадцать и ни в восемнадцать лет Надир не осмеливался сказать об этом отцу. Он не выходил из-под власти строгих нравов и обычаев своего кочующего народа.
Шли дни. Охватившая мир жестокая, кровопролитная война подходила к концу. Советские войска громили фашистские орды уже за Варшавой. Но кочевники были в стороне от событий, волновавших в те дни народы земного шара.
Жизнь в семье Дин-Мухаммеда текла тихим, привычным руслом. Изо дня в день кочевники навьючивали на спину верблюдов, мулов и ослов черные шатры из самотканой шерсти, кошмы и циновки, котлы и одежду, связки сухих веток и плитки засушенного помета для костров, сотни кур со связанными ногами и кувшины с питьем. Караван трогался в путь с восходом солнца и располагался на ночлег, когда темнота расстилала перед ним свой ковер, а в небе загоралась свеча путников — луна.
Афганские кочевники — вольные птицы, для них не существует ни горных, ни водных преград. Из года в год, из века в век их полчища переходят из одного края в другой, и никто не осмеливается преградить им путь. Костры кочевников сегодня дымят в зеленых долинах родной земли, а завтра они зажгут их на вершинах Сулейманских гор в Пакистане.
Однажды лагерь кочевников расположился на отдых неподалеку от границы Индии, и здесь к отцу Надира подкралась смерть. Сильный, крепкий горец Дин-Мухаммед, укушенный ядовитой змеей, свалился, словно от удара кинжала бесчестного противника.
Мать Надира рыдала всю ночь, и плач ее ветер разносил по всему стану. Сын не плакал. Тяжелое горе будто клещами сжало сердце юноши, заволокло туманом печали его веселые, излучающие радость глаза. А Биби, сколько ни утешали ее люди, продолжала рыдать, била себя в грудь, проклинала свою судьбу и кочевую жизнь. Живи они оседло там, в Лагмане, где она родилась и провела годы до замужества, горе могло бы миновать их.