И снова мысли его возвратились к Амаль. Он понимал, что молчанием и тоской ему не добиться счастья, надо поступить так, как Гюльшан, — остановить Амаль и раскрыть ей свою душу. «Теперь моя судьба зависит от меня самого, от моей решительности, смелости! О небо, помоги! Дай мне силы!»
Лавина молодой, горячей крови хлынула к сердцу, ему стало не по себе. Казалось, сам воздух настолько раскалился, что нечем стало дышать — мир стал для него тесен. Несколько мгновений он растерянно смотрел на батраков, возвращающихся после обеденного отдыха к полям, на деревья, которым не было до него никакого дела, на дорожку, ведущую к лачуге, где жила Амаль. И ему захотелось нарушить все приличия — побежать к ней, поцеловать ее порог и раскрыть ей свою душу. На языке уже вертелись слова признания, и, возможно, он так и поступил бы, если бы на его пути не появился конюх Дивана.
— Где ты пропадаешь? — набросился он на Надира. — Целый час разыскиваю тебя по всему саду. Идем скорей, нам прислали обед с ханской кухни. — И, радуясь предстоящему пиршеству, добавил: — Будем кушать плов с шафраном и цыплятами да вдобавок пить шербет. Пойдем скорей, мой быстрее руки.
Надиру было не до еды.
— Ешь один, я не хочу, — сказал он угрюмо.
— Как ты смеешь отказываться? — вскипел конюх. — Мне приказали обедать только с тобой. Понимаешь ты это? Дикарь ты, а не человек! Разве можно отказываться от ханского плова? Впервые они так раздобрились, а ты ломаешься как девка. — И хотя Надир его не слушал, он продолжал: — А, видать, ты понравился хану-саибу, хоть и хотел его убить. — Он с изумлением посмотрел на Надира и покачал головой. — Ну и герой!.. Всех удивил. Сказать тебе правду, если бы я был Азиз-хан, я бы прогнал тебя.
Надир молча провел рукой по флейте, заткнутой за кушаком, и вздохнул.
Большое блюдо с едой стояло на скатерти. Вокруг него Дивана разложил разломленные пшеничные лепешки. Рядом глиняный кувшин с ледяной водой из горного источника и целая гора зелени: лук, редис, огурцы. Захватив пятерней белый пушистый рис, окрашенный ароматным шафраном, конюх, дразня Надира, проглотил его.
— Хорошо, я поем, но только сначала ты угостишь Амаль.
Дивана удивленно взглянул на Надира, секунду поколебался, потом проворно вскочил, положил еду на другое блюдо и умчался в лачугу.
— Ты молодец, — сказал он, вернувшись обратно, — правильно поступил. Амаль — хорошая девушка и заслуживает самого большого внимания. Ну, а теперь пообедаем и мы.
Надир неохотно потянулся к еде. Когда вкусное блюдо было съедено, Дивана поставил кипятить чай.