Биби и Надир спускались в предгорную долину, и сады постепенно скрывались за высокими каменными и глиняными заборами, широкие просторы сменялись тесным лабиринтом улиц.
Биби шла молча, не разделяя восторгов сына. Зрелище родных мест вызвало иное настроение. Она выразила его в таких словах:
— Сколько раз со слезами умоляла я твоего отца вернуться сюда, не скитаться по миру! Но разве он когда-нибудь считался со мной? И все твердил только одно: «Нет, хочу жить в горах, долинах, там легче дышится!»
Хотелось сказать что-то еще, но она не выдержала, заплакала и, махнув рукой, снова погрузилась в молчание. Шли они медленно, не торопясь. Их ведь никто не ждал.
Кто и где приютит ее с сыном?
Попадавшиеся навстречу женщины, мужчины, полуголые дети сочувственно смотрели на одиноких, будто отбившихся от каравана, путников. Некоторые принимали их за бродячих цыган и провожали недоверчивыми взглядами. Занятая своими мыслями, Биби ничего не замечала и ни на кого не обращала внимания. Все ее думы поглотила тревога о завтрашнем дне, о Надире. Перенесет ли он жизнь в Лагмане, сумеет ли перебороть свою вольную натуру, привыкшую к просторным долинам и необъятным горам?
Они подошли к мечети. На открытой веранде сидели знатные люди Лагмана со своим хакимом[2]. Странные путники показались подозрительными хакиму, и он приказал остановить их.
— Эй, вы! Стойте! — раздался окрик.
Мать прикрыла платком нижнюю часть лица.
— Куда держите путь? — спросил хаким, недоверчиво осматривая их с головы до ног.
— Мы здешние, саиб[3]… — ответила Биби с дрожью в голосе.
— Здешние? Чьи же?
— Я дочь покойного плотника Садык-Назара. Мы жили вон там, возле чинары, что стоит недалеко от могилы Хазрат-саиба!
— Кто вас здесь знает?
— Садовник саиба Азиз-хана…
— Саид-баба? — переспросил хаким.
— Да, саиб!
Начальник послал за садовником слугу.
— Есть ли у вас здесь родственники?
— Нет, саиб. Муж был испокон веков кочевником, а из моих родных никого в живых не осталось. Мы с сыном круглые сироты.
Хаким вопросительно посмотрел на присутствующих.
— Если так, то почему же вы пришли в Лагман? Разве кочевникам не все равно, где жить?
Эти слова больно задели сердце Биби. А у Надира гневно засверкали глаза. Биби сделала шаг вперед, отбросила с лица платок и с жаром заговорила:
— Пусть, по-вашему, хаким-саиб… мы бесприютные кочевники, у нас в Лагмане никого, кроме аллаха. Но я афганка, и его отец, — она показала на Надира, — сын этой земли. Мы вернулись в свое родное село… Я думаю, руки прокормят нас и здесь, милостыню мы просить не будем. А когда придет срок, на кладбище найдется и для нас местечко. К счастью, земля там не продается и не покупается.