Черные розы (Джамал) - страница 4

Созерцая эту картину, Хашимова вздохнула и, как бы размышляя вслух, задумчиво произнесла:

— Наверное, так же красочно выглядели тысячи лет тому назад и станы кочевников в Туркестане. Так же вот и наши предки скитались в поисках лучшей доли…

Слух о лекарях облетел весь стан. От шатров потянулись больные. Одни шли с ребятами, болеющими корью, другие показывали своих чахнущих дочерей, третьи просили средства от бесплодия жен. Больше всего оказалось больных трахомой. Перед врачами стояли люди с выпавшими ресницами, распухшими, до крови воспаленными веками; их глаза слезились, и казалось, кочевники плачут кровавыми слезами.

Советские врачи работали, словно в прифронтовом госпитале. Но далекий путь в Индию, куда они ехали на долгие месяцы работы, торопил их, и скоро они простились с афганскими друзьями.

На прощанье врачи защелкали затворами фотоаппаратов. Заметив, с каким жарким любопытством присматривался Надир к загадочным «одноглазым» машинкам, Саадат-ханум сфотографировала его.

Через несколько минут Надир уже держал в руках свой портрет с надписью на его родном языке: «Нашему хорошему другу от советских друзей!» — и подпись: «Саадат».

Надир без конца всматривался в снимок и все спрашивал:

— Неужели это я?.. Как же так получается, что такой большой человек помещается на клочке бумаги? Вот так чудо!



Схоронив мужа, Биби сочла неприличным скитаться с чужими мужчинами по горным тропам кочевников. Распродав домашний скот, ненужную и жалкую утварь, она стала собираться в дорогу. Ей казалось, что в Лагмане, этом безбрежном океане садов и высоких зубчатых гор, они найдут покой от невзгод и мытарств, которые пришлось им испытать за долгие годы кочевой жизни. Ведь там ей знаком каждый дом, каждый камень, каждое дерево.

Родной рубат[1] встретил гостей весенним убранством, ярким сиянием утренней зари. Горы словно охвачены пожаром. Все вокруг сверкало, лучилось шелковым живописным ковром.

Сады каскадами спускались к дорогам. Рядом с апельсинами, грушами, яблоками, каштанами качались пышные распустившиеся бутоны шиповника. Набегавший ветерок ласкал пушистые ветви деревьев, и воздух казался чуть сладковатым. Вся природа была наполнена звуками: пели соловьи, где-то жалобно и возбужденно заливались канарейки, за высокими заборами густым басом кричали павлины. Прозрачные ледяные ручьи, бегущие с гор, то ласково журча, то сердито пенясь, вливались в эту весеннюю симфонию. Они бежали в сады, бассейны ханских имений, водоемы дворов, откуда жители Лагмана брали воду.

Казалось, все вокруг радовалось приходу в Лагман Надира и его матери. Юноша сиял от восторга. Душа его слилась с природой, с ее неповторимой музыкой. Ему хотелось забраться на самую высокую горную вершину и оттуда взглянуть на этот волшебный уголок.