Все казалось, что он это понарошку. Что сейчас Вовка отпустит шутку. Но Вовка не шутил. Серьезно отмерял линейкой. Без улыбки чертил карандашом. Насупленно варил на плите клейстер. А когда вырезали из картона детали, от усердия надул губы трубочкой.
Поймал недоумевающий Шуркин взгляд.
— Отдыхаю интеллектуально, — пояснил.
Бобку устраивало все.
— Это какая модель? — спросил он в стомиллионный раз, но по-прежнему с почтением. К сборке его не подпускали. Он не расстроился. Помогал на расстоянии: кряхтел и сопел.
Вовка не ответил. Картонная стеночка уже блестела от клейстера. Насадить ее надо было одним движением. Одним и точным.
— Шурка, давай, — скомандовал. Сам он придерживал корпус с обеих сторон: пять пальцев слева, пять справа. На столе под Вовкиным локтем лежала вырезка из «Правды». Черно-белая фотография нового советского танка была мутной, но как образец для сборки годилась.
На губе у Вовки выступили капельки пота. Он слизнул их.
— Давай.
Момент был решающий. Возились весь вечер.
Шурка прислонил стеночку. Но Вовка пальцы не убрал. Локти торчали буквой Ф — и слева, и справа.
— С дороги! — не выдержал Шурка.
Вовка вздохнул. Повернулся к Бобке.
— Будь другом, сбегай в коридор?
Тот с готовностью спустил ноги на пол.
— Топор. На стенке в коридоре висит, — небрежно объяснил Вовка.
Бобка умчался.
— Хороший клейстер, — заметил Вовка.
— А топор зачем? — не понял Шурка.
Вовка вздохнул. Показал подбородком на обе свои растопыренные пятерни.
— Рубить проклятые.
— Бобка! — прыснул Шурка. — Вернись! Сейчас отмочим пальцы твои, — пообещал он Вовке, — погоди.
Выкатился за братом в коридор.
И чуть не сбил его с ног. Бобка тихо стоял в полумраке. Поглаживал лезвие топора. Вид у Бобки был задумчивый.
— Я все взвесил. Другого выхода нет.
Без улыбки. Видно, у Вовки научился. «Надо же», — не без зависти подумал Шурка. Он вот не всегда понимал, шутит Вовка или нет. Не всегда мог ответить в тон и тоже без улыбки.
Но Шурка ошибся. Бобка не добавил: «Теперь только рубить». Или: «Рубим все десять». Или: «Хрясь». Или что там еще предполагал черный юмор.
Он сказал, тихо изумляясь лезвию топора и собственным словам:
— Неужели я когда-то ссорился с Таней?
И посмотрел на брата.
Закричала из кухни Вовкина мама:
— Есть-то будете, инженеры-конструкторы?
— Давай сами найдем Игната? — зашептал умоляюще Бобка.
— Помогите безрукому, — заклинала комната.
— Чай, сушки, хлеб с вареньем! — зазывала кухня.
— Пошли руки мыть, — сказал Шурка блестящим в темноте Бобкиным глазам.
Бобка еще над умывальником начал радостно приговаривать: «С вареньицем… с вареньицем». Шурка неслышно пихнул его ногой.