Врач чуть сдвинул брови — показал неодобрение:
— «Какая-то». Вы молодой современный человек. Комсомолка, небось. А в доме даже градусника нет. Агу. Агу.
«Ишь, Валя, — подумал Шурка. — То орет чуть что. А тут молчит».
Было скучно и тревожно одновременно.
Шурка опустился на лавку, еще теплую от Бобкиного зада. Подпрыгнул. Что-то ужалило его. Твердый… камешек? Нет. Мишкин глаз. То ли выскользнул из Бобкиного кармана. То ли Бобка его забыл, сорвавшись за водой.
Шурка сгреб его ладонью. Покатал в пальцах.
— Агу? Агу? — куковал врач. Показывал Вале два пальца козой. Шевелил ими. — Спим? Не спим?
Надо Бобке кинуть. Шурка подъехал по лавке к окну. Приоткрыл. Хотел крикнуть: «Погоди — глаз!» Или: «Бобка». Докторская телега загораживала обзор.
Из рваного, штопаного хомута торчала солома. Конек с раздутыми боками потряхивал челкой, пожевывал длинными губами. Подергивал светлой неопрятно-пятнистой шкурой. Кляча, прямо скажем. Сытых и сильных давно взяли на нужды фронта.
Да Бобка, наверное, уже удрал.
— Агу, — куковало за спиной. — Агу.
Шурка поднес мишкин глаз к своему веку. Ворохнулись ресницы. Телега стала медной. Небо — карамельным. Конек из серого — медовым.
Восемь ног подпирали брюхо.
Шурка вздрогнул, отнял глаз. Серый коняга, четыре ноги. Ноги как ноги. Шишки-коленки. Бородки у сбитых, стоптанных копыт.
Приставил глаз. Рыжий. Восемь.
Шурке стало жарко. Отдернул мишкин глаз — коняга переминался на четырех ногах. Жевал длинными губами, потряхивал облезлой репицей.
Шурка глянул через глаз на свою руку. Пальцев было пять.
Лоб пылал.
«Я заразился. От Вали», — понял он. Так бывает. Жар сразу стал уютным: не надо думать, не надо никуда бежать. Хорошо, что врач уже здесь. И мягко свалился обратно в избу, на лавку.
Бобка пер ведро, подталкивая ногой. Вода ходила ходуном. Бобка предусмотрительно набрал только половину. Чтобы не расплескать. Дужка резала ладони.
Последний привал у самой калитки. Чтобы одолеть крыльцо. И в дом.
Телега стояла, загораживая путь. Бобка поставил ведро у колеса. Кругло отразилось опрокинутое небо. Походило волнами. Унялось.
Бобка вытер взмокшую шею рукавом.
Докторский конь стоял, поджав одно копыто. Обмахивал себя облезлым хвостом. Карие глаза глядели из-под длинных ресниц терпеливо и в никуда.
«Тоже умаялся, — понял Бобка. — Суну ему быстренько поесть чего-нибудь, — пожалел он коня. — И побегу».
Наверняка в телеге что-нибудь есть. Клок сена или даже сухарь.
— Эх ты, карета скорой помощи, — сказал вслух коню. Подумал с удовольствием: «Надо будет Вовке ввернуть: карета скорой помощи — о телеге». Телега у доктора была грязная, старая. Бобка отогнул край рогожки.