Валя маленький лег и сразу обмяк, будто только того и ждал. Изобразил букву Н: согнутые руки вверх, согнутые ноги вниз.
— Страна Младенческих снов, — перешел на шепот Бобка, — думаешь, тоже правда?
Шурка поправил одеяльце.
— Нет. Он всегда врет.
Валя большой смотрел из рамки строго. Личико Вали маленького лежало в профиль. Смешные палочки закрытых глаз. Розовые щеки. Тень от ресниц. Оно казалось сделанным из самого тонкого фарфора. «Неправда», — с облегчением подумал Шурка.
Вдруг голова Вали рывком мотнулась на другую сторону. Над глазами собрались розовые бугорки.
Шурка замер.
— Гляди, — прошептал за его плечом Бобка. — Началось.
— Вот еще, — сказал Шурка, но вышло шершаво, неуверенно. — Чушь.
Оба во все глаза смотрели на Валю.
Он засучил ножками.
— Идет, — определил Бобка.
— Ерунда. Просто ногами дрыгает.
— Ты ногами так во сне дрыгаешь?
Шурка не нашелся. Спали они на печи рядышком.
— И я не дрыгаю, — веско заметил Бобка.
Бобка не сводил с Вали глаз. Оба не сводили. Шурка попробовал отмахнуться:
— Он младенец. Они такие. Вот и все.
— Вот именно. Он младенец.
Валя между тем уже работал и ногами, и руками.
— Как ты думаешь, он лезет на дерево?
Шурка молчал. «По лестнице, — подумал он. — Вверх по лестнице с высокими ступенями. Слишком высокими для маленького».
— Или ползет? — шепотом размышлял Бобка, разглядывая Валю.
Голова Вали опять стала дергаться то вправо, то влево.
— Осматривается, — переводил Бобка.
Валя, видимо, выбрал направление. Потому что ноги снова засучили.
Оба ждали, затаив дыхание.
Валя задвигал руками, как бы отводил от лица невидимую паутину. Он слегка постанывал.
Шурке стало не по себе.
— Его надо разбудить.
— Ты что! — схватил его за рукав Бобка.
Шурка и сам понимал, что будить нельзя. Но и помочь Вале нельзя было тоже — невозможно. Сердце его сжималось от жалости. Там, где сейчас находился Валя, хорошо не было: над глазами собрались безбровые бугорки, рот скривился. Валя начал слегка подвывать. Ему явно хотелось зареветь. Но паутина кончилась.
Теперь Валя плыл. Сначала он помогал себе гребками. А потом просто дал течению нести себя. Лицо его умиротворенно разгладилось.
— Думаешь, это та же самая река? — задумчиво спросил Бобка.
— Какая река?
— Которую я тогда переплыл в лодке?
— Бобка!
— Что?
— Хватит. Нам тогда все мерещилось. От голода, холода и потому что мы были одни в квартире. Вот и мерещилось. Мишки бегали, улицы двигались. А просто-напросто кружилась голова.
— Не мишки, а мишка, — серьезно поправил Бобка.
Валя, похоже, снова выбрался на твердую землю. Двигал ногами и вертел головой. Остановился. Застонал. Поднял ладонь с растопыренными треугольными пальчиками. Принялся месить собственное лицо, будто силился снять его, как чужое. Как резиновую маску.