«И чего Луша так мало берет его на руки?» — подумал Шурка. С удивлением понял: а ведь правда, он почти не видел Валю маленького у нее на руках. В руках этих постоянно были то дрова, то топор, то ухват, то полотенце, то веник. А если ничего не было, то руки лежали вдоль спящей Луши как каменные, и казалось, что больше она уже не проснется.
«Как просто было раньше», — с болью подумал он. Бобку можно было обнять, поцеловать, погладить. И все было понятно.
— Бобка, ты что, мои штаны надеть решил?
Бобка вздрогнул. Положил штаны на лавку. Загнул штанины.
— Просто. Складываю.
Сам уже был одет. За столом ерзал. Глотал торопливо. Сорвался с места.
— Бобка, да не суетись ты. На пожар несешься, что ли? — не вытерпел Шурка. Он еще тянул из теплой кружки, в которой плавали листки малины, а Бобка уже завязывал шнурки.
— Сколько можно копаться, — бормотал. — Невозможно так.
— Времени вагон, — заметил Шурка.
— Кому вагон, а кому и маленькая тележка, — донеслось от двери.
— Я почти допил.
— У тебя в кружке еще чая полно! — подскочил он.
— Глянь, Бобка, жук, — показал на столе Шурка. Чтобы отвлечь.
Бобка с досадой смахнул рукавом. Жук невесомо ударился об пол. Бобка топнул ногой, сочно хрустнуло, Бобка потер подошвой об пол — и только тогда его нагнало Шуркино изумление.
— Бобка, ты что?
Шурка глядел и не узнавал. Худенькое лицо было Бобкиным. Нос был Бобкин. И уши. И рот. И Бобкина одежда.
— Он же…
Шурка хотел сказать «живой», но понял: уже нет.
— А что ему? — пожал плечом Бобка и добавил просто: — Жуки не плачут. Значит, им не больно.
Шурка глядел, глядел, глядел.
— Еще в школу опоздаю, — пробормотал, не глядя на него, Бобка. — Точно, так и есть: опаздываю.
И выскочил.
Это не мог быть Бобка. И все-таки это был он.
На полу от жука темнело мокрое пятно.
«А Таня бы жука не раздавила», — тотчас подумал Шурка.
— Таня, — прошептал в кружку одиноко плававшему в кипятке бурому, разбухшему, разлохматившемуся листку. — Где же ты? Ты так нам нужна! Я один не справлюсь.
Был тот час, когда на улицах больше всего детей. Маленькие и большие, все с портфелями, сумками, мешками на веревочке. Они шли, брели, прискакивали, бежали. Улицами, переулками, некоторые даже вовсе не разбирая дорог — пустырями, огородами, через заборы. С разных сторон. Но все в одном направлении. Как металлические опилки, которые притягивает магнит.
Второй такой час случался, когда уроки заканчивались. Магнит терял силу, и металлические стружки рассыпались кто куда.
Шурка добежал до дома с кружевными деревянными бровями. Кто-то что-то крикнул в спину, Шурка обернулся, но некогда было соображать, кто и что. Школьники топали мимо. Сворачивали налево. К школе.