Утро было прекрасное, сверкающее. Только росы — чересчур. Я, когда пробирался сквозь кусты больничного сада, кряхтел и вздрагивал. Тренировочный костюм (он был у меня здесь вместо пижамы) промок, словно от дождика.
Я раздвинул в заборе две доски, подобрал живот и протиснулся на волю, в тихий Санитарный переулок. И сразу увидел милейшего Артура Яковлевича — главного, ведущего и руководящего специалиста нашей больницы. Какая холера принесла его в такую рань? Докторские очки заискрились иронично и доброжелательно.
— О-о!.. Доброе утро. Как вы себя чувствуете?
Я сказал искренне:
— В данный момент — как полсотни лет назад, когда впервые забрался в чужой огород, был замечен, зацепился лямкой за штакетник и повис…
Артур Яковлевич хохотнул, колыхнул таким же, как у меня, животиком.
— Ну, зачем же так. В вашем поступке нет криминала, утренний променаж даже полезен.
Значит, он не догадался.
— Да, — подыграл я. — Маленький заряд бодрости для чахнущего пенсионера.
— Какой же вы, батенька, пенсионер! Люди вашей профессии на пенсию, по-моему, вообще не уходят. Да и с возрастом вы пока не совсем дотянули.
— Дело не в возрасте, а в состоянии духа и тела…
— Дух — это сугубо зависит от вас. А что касается тела, то мы стараемся… И кажется, не без успеха.
Меня вдруг сильно царапнуло раздражение.
— Бросьте, доктор. Вы же знаете, что это неизлечимо.
— Голубчик мой… Все мы неизлечимы, если исходить из соображения, что всякий человек смертен.
— Вы прекрасно понимаете, что я не о том…
— А если иметь в виду «то»… Я уже объяснял вам, что острый процесс можно задержать и перевести в вялотекущее хроническое заболевание. Люди с этим живут и живут. И у вас есть все шансы дождаться правнуков…
— Ну-ну… Моей старшей внучке два с половиной года.
— Тем лучше для вас! — жизнерадостно воскликнул он.
— Пожалуй… — хмыкнул я. И согнул локти, приняв положение для бега трусцой.
— Только без перегрузок, Игорь Петрович, — с легкой тревогой предупредил доктор. — И недолго. Сегодня на обходе будет профессор Красухин, надеюсь, вы не опоздаете.
— Я тоже надеюсь, — ответил я светски. И надеялся в этот миг на обратное: что вижу ни в чем не виноватого Артура Яковлевича последний раз в жизни…
Моя однокомнатная обитель оказалась в полном порядке. Даже грязная посуда была теперь вымыта. Кто-то, значит, приходил, прибирался. Возможно, Тереза…
Я переоделся (даже галстук надел), сунул во внутренний карман паспорт и все, какие были, деньги. Взял плащ и выволок из-за дивана свой «командировочный сидор» — объемистый портфель, в котором лежало все необходимое для многодневных поездок. В срочные командировки я давно уже не ездил, но по привычке держал «сидор» наготове.