– Как раз неудачница из вас очень неубедительная. А чем занимается ваш отец?
– Папа импортирует ковры. А ваш кем был?
Наконец-то я мог поймать кинутый ею мячик:
– А почему вы решили, что мой отец «был»?
– Ой, простите, я просто предположила, что он вышел на пенсию. Нет?
И тут же улыбнулась подкупающей ослепительной улыбкой, не оставляющей сомнений, что я форменный параноик. Непринужденно принялась рассказывать, как Кир пробивает новый фильм об Иране, где ей обещана одна из ведущих ролей. Ее рассказ о себе самой звучал правдоподобно и убедительно, все мои хитрые попытки заставить ее проговориться она отбивала с легкостью Агасси на теннисном корте. Конечно, я понимал, что она встретилась со мной не для того, чтобы я пролил свет на обстоятельства смерти ее дяди. Но перебирать конспиративные версии было необязательно. Ее интерес мог объясняться тем, что я был неженатым хирургом. Увы, прожив двадцать пять лет из своих тридцати четырех в суетном Лос-Анджелесе, я достаточно хорошо отдавал себе отчет в том, почему мною способна заинтересоваться девушка вроде Самиры.
Однако будь она даже агентом ВЕВАКа, я не отказался бы познакомиться с ней ближе. Легкий покров тайны и воображаемая опасность только усиливали интригу. Женщин, старающихся мне понравиться, достаточно, но Самира могла таить намерения более коварные, чем замужество. Я предложил закончить вечер у меня, и она охотно согласилась.
Сквозь сон я слышал, как она вставала и выходила из спальни на цыпочках. Куда женщина может ходить ночью в чужом доме? В туалет? На кухню? Заколыхавшийся матрас дал знать, что она вернулась. Я протянул руку, притянул ее к себе и снова заснул. Пусть ходит и рыщет, главное, пусть возвращается.
Утром я подбросил ее обратно к машине и в прекрасном настроении поехал на работу. Два дня в неделю я работал в больнице. Это давало мне право на больничные привилегии – возможность оперировать в «Рейгане» пациентов частной практики. Увы, в летние месяцы эти два больничных дня иногда казались мне слишком тяжелой платой за привилегии. Первого июля в отделении появлялся ежегодный урожай резидентов – выпускников медшкол, начинающих ординатуру. Новички ничего не знали, ничего не умели. В операционной их ни на минуту нельзя было оставить одних.
Сегодня со мной поставили новенькую, некую Кэтрин Соболефф. Вчера она, как полагается, осмотрела записанных на сегодня пациентов и позвонила мне еще до свидания с Самирой, чтобы по форме доложить истории болезни и результаты осмотра. По ее имени я предположил, что она русская эмигрантка, но, услышав по телефону чистейший британский выговор, понял, что она, по-видимому, тоже из каких-то давних волн эмиграции. Голос у нее был деловой, почти бесцветный и никаких фантазий во мне не пробудил.