— Всех расстрелять! — повелительно махнул рукой гаулейтер.
Началась расправа. Жандармы и эсэсовцы пихали обезоруженных солдат прикладами в спины, отгоняли в сторону. Смертники падали, их поднимали ударами,
Всех прикончили выстрелом в затылок. Гаулейтер распорядился:
— Взять у них документы.
Чтобы не пачкаться, старший из эсэсовцев приказал задержанным тыловикам осмотреть убитых, и те принялись раздирать шинели и выворачивать карманы.
— Вот, господин гаулейтер, все тут… — сказал старший эсэсовец, поднося документы.
Кох презрительно отвел их рукой и кивнул на своего адъютанта.
— Родственники трусов и дезертиров будут репрессированы, — сказал он, обращаясь к генералам и офицерам. — Надо быть беспощадными, лишь при этом условии мы добьемся победы. И нужно верить, верить!ꓺ
Он кричал о незыблемой вере в фюрера, который создал великую Германскую империю, и эта империя никогда не погибнет, временные неудачи пройдут, оставленные земли будут возвращены. Он стремился заразить генералов бешеной страстью биться до победного конца, повернувшись лицом к востоку.
Но как бешенство выносит свой приговор человеку и смерть неизбежна через несколько дней, так и гитлеризм был перед неминуемой кончиной. Гаулейтер чувствовал это, и крик его явно был с нажимом.
Он думал о собственной жизни и потому застрелил солдата с рыжими, как у себя, ресницами.
Надсадно-фальшивый крик продолжался и тогда, когда стало ясно, что войска продвигаются очень медленно, а это означало неудачу, и множество танков горело, выпуская в небо клубящийся, коричневый в свете огней дым.
— Я надеюсь, что в этой операции, несмотря на тяжелые потери, вы добьетесь успеха.
Отдав приказание любой ценой пробиваться к Кенигсбергу, гаулейтер поехал обратно в Пиллау.
Узкая полоска земли, протянувшаяся к Пиллау, была изрыта траншеями вдоль и поперек. Тут множество бункеров, длинных и низких, с песком наверху — они мало заметны среди песчаных дюн; чернели только квадратные отверстия входов.
С моря дул влажный ветер. Кох смотрел туда, в темную под звездами даль.
— Господин гаулейтер, — наклонился к нему сидевший позади полковник из штаба армии. — Необходимы разъяснения. Осмелюсь сказать: здесь многих удивило ваше приказание, отданное из Кенигсберга три дня назад, — выделить морской транспорт для заключенных поляков. Между тем в Пиллау, как вы изволили видеть, ждут эвакуации раненые солдаты и даже офицеры — не хватает судов. А сколько гражданского населения! Тот транспорт был крайне необходим, но ваше приказание, разумеется, было выполнено без обсуждений. Однако возникли вопросы…