Они немного поговорили, после чего Пилюгин решил, что пора переходить к интересующей его теме.
— Я вот в гостинице сны смотрел. И кто только такие чудеса делает? — Пилюгин посмотрел на своего собеседника.
— Да известно кто, — сказал Захар. — Сын мой Лёшка.
— Ух ты! — Пилюгин состроил на лице удивлённое выражение. — Не может быть.
— Может.
— Эти сны должны все смотреть. Такой талант пропадает!
— Точно, пропадает, совсем пропадает, — сказал задумчиво Захар, но пояснять не стал. — А что, сны хорошие?
— Не то слово. Вы их никогда не видели?
— Зачем? — отмахнулся Захар. — Зачем мне чужие сны, если я и свои смотреть могу? И мир этот тоже могу смотреть, — он насупился, уткнув взгляд в стол. — Но дальше райцентра вот только всё равно не уезжаю, — потом его прорвало. Всё-таки Пилюгин умел расположить человека. — Но я-то ходить могу, а вот Лёшка с кровати без чужой помощи не поднимется. Парализован он. Ничего и не видел. Остаётся только сны смотреть. Денег у нас немного. Жена обходчицей работала на железной дороге. Сократили её два года назад. Там ведь всё сейчас автоматизировано. Новую работу не нашла. Какая уж тут работа? Надо за сыном постоянно смотреть. А я вот сторожем на автобазе работаю. Но жить можно. Хозяйство спасает, и пособие получаем.
— Поедемте к вам! — решительно предложил Пилюгин. — Может, чем помочь смогу.
Вдоль улицы за деревянными, железными и проволочными заборами высились старые бревенчатые домишки с резными наличниками и покатыми крышами из серого шифера или крашеной жести. Подобные строения часто объявлялись местными властями памятниками старины областного значения. Это означало, что сносить их нельзя, в каком бы плохом состоянии они ни находились, а вот ремонтировать домишки обязывались владельцы и на них даже разрешалось наложить штраф за то, что они в ненадлежащем состоянии содержат памятник архитектуры.
— Пришли, — Захар указал на одноэтажную избушку, обитую тонкими неровными зелёными дощечками. — Неказистый у меня дом. Старый. От деда достался. Он его строил.
Они прошли через калитку, поднялись по растрескавшимся деревянным ступенькам на крылечко. Захар отворил дверь и крикнул в темноту:
— Я с гостем!
На зов появилась невысокая женщина в коричневом платье. Увидев Пилюгина, улыбнулась, поздоровалась и пригласила к столу, сообщив, что как раз приготовила обед. Пилюгину не хотелось доставлять хозяевам лишние хлопоты, но он понял, что обидит их, если откажется от угощения.
— Лёшка гостей стесняется, но новым людям всё равно рад бывает, если поймёт, что они не со злым умыслом зашли. Вот ведь руки-ноги у него не работают, а людей с чёрной душонкой легко определяет, — рассказывал Захар за столом. — Ты про сны его спрашивал, так к нам как-то заявился один, аппаратуру для записи принёс, денег дал, чтоб мы сны Лёшкины записали. Немного дал. Мы хотели Лёшке экзоскелет купить, чтоб он сам мог двигаться. Но денег этих на него не хватило. Дорогая штука. Очень дорогая. Даже на коляску, которая приказы человека выполняет, тоже не хватило. Подумали, может, если снов побольше записать, постепенно накопим. Сын поначалу согласился, записал несколько, но потом наотрез отказался с этим парнем общаться. Тот проходимец приезжал, говорил, что теперь ему все записи снов принадлежат, но Лёшка больше ничего не записывал. Сказал, что у парня душа алчная. Не хочет ему сны продавать. Аппаратуру мы отдали. Ругался он. Про суд говорил.