Сев на уродливый диван у окна, она погладила Петю по щеке, запустила пальцы в его кудри.
– Объясни, что происходит! – протараторил он.
Ясна быстро перевела взгляд с него на меня, поджала губы, и подбородок ее слабо дернулся. Только не плачь! Все будет хорошо! Мы же здесь, мы снова вместе!
– Не хочу ничего говорить. Ненавижу все.
Я стал вытирать ей слезы, только еще больше размазывая их по лицу.
– Придется сказать, раз мы уже здесь.
– Они наврали мне… Это был рак. И мне удалили. Всё удалили. – Она подняла на нас глаза. – Понимаете?
– Но… удалили же. Это же хорошо! – Я попытался сказать что-нибудь нормальное: – Я читал, что это не опасно. Всё наладится.
Да, я не сразу догадался, о чем она.
– Тебе удалили грудь? – Петя протянул пальцы к тому месту, где под халатом проступали бинты.
В ответ Ясна только уткнулась лицом ему в шею, он обнял ее, и так они и застыли. Я тоже замер, сидя в полуметре от них, с выпученными от удивления и ужаса глазами.
– Твоя мама ничего не сказала… – В конце концов надо было нарушить затянувшееся молчание.
– Не хочу знать о ней!
– Но Ясна…
– Нет, – она повернулась ко мне, – не смей даже пытаться ее оправдывать. К такому надо готовиться заранее. О таком надо знать! Это мое тело все-таки. И моя жизнь. И даже не вздумайте потом звонить моим родителям и говорить, как я себя чувствую.
– Но ведь они к тебе приезжают? – спросил Воронцов.
– Я делаю вид, что сплю. И я выбросила все, что они мне сюда привезли.
Я осторожно взглянул на пакет из супермаркета, в котором мы притащили ее любимые сладости. Она заметила мой взгляд.
– Что это?
– Тут тебе кое-что… но если ты не хочешь…
Она запустила руку в пакет и достала черный шоколад с апельсиновой цедрой.
– Готова на все ради этой шоколадки. – Она тут же протянула ее мне. – Открой, пожалуйста, я… пока не могу.
Перебинтованная рука сиротливо и безвольно лежала на краешке халата.
Потом я пошел в конец коридора к холодильнику – убрал творог и фрукты, которые купил ей. Там меня подкараулил все тот же худой дед.
– Ты кто будешь этой девочке? – спросил он. Я молча уставился на него. – Жених?
Жених. Вот так словцо. Я кивнул.
– Что ж ты раньше не приезжал? Видел бы, как она кричала.
– Кричала?
– На мать и на отца, уж не знаю, чем они ее так обидели. И как плакала!
– Они ее и правда обидели, – тут же сказал я. – А я не знал. Она просто так никогда не кричит.
Я пообещал Ясне, что сам заберу ее из больницы, – выписывали ее через два дня. Петя тоже собрался приехать, но Рыбка настаивала, чтобы он шел в университет. Как раз начинался новый предмет, но препод был уже знакомый, с которым не ладил Воронцов, – все тот же брат декана. Было решено, что в этом семестре Петя постарается не нарываться.