– У тебя будут проблемы, – выдавил я. Я понимал, что Воронцов все сделал правильно. Но… да, он точно не сдаст теперь экзамен. Странно… нет, тупость. Последний курс… Ему бояться нечего.
– У меня уже проблемы. Главное, чтобы они не возникли у тебя, ты понял? Курить есть?
– Я не курю.
– Да, я знаю. Я, вообще-то, тоже не особо. Ты не напрягайся, я сейчас уеду. Мне просто смерть как не хочется домой. А бабушку нельзя пугать вот этим. – Он ткнул себя в кровавую кашу под губой. – Я хотел к Ясне, но ее родители про нас с ней не знают, как я к ней ночью заявлюсь?
– Ну все, хватит, идем. – Я встал.
– Куда?
– Ко мне. Не будем же мы тут сидеть.
– Э, нет, чувак.
– Давай. Что ты уперся? Тебе сейчас только к нам. – Я старался говорить спокойно.
– Но твои предки…
– Как будто ты с ними не знаком, блин!
– Где я буду спать?
– Не тупи, у меня в комнате. Они не подумают, что я сплю с тобой. Хотя я и сплю с тобой.
– Ты не спишь со мной, дебил. – Наконец его улыбка стала более-менее нормальной.
– Я частенько вижу твой голый зад у себя в кровати. Это почти то же самое.
Мы поднялись в квартиру, врать надо было по минимуму. Злополучная елка, из-за которой поссорились Петя и Ясна, встретила нас в прихожей, желтые лампочки гирлянд образовывали коридор. Воронцов тут же сшиб головой венок из березовых прутьев – последний шедевр моей криворукой сестры. Его кровь портила нам всю новогоднюю атмосферу.
– Ма, а где отец? В душе? Ты не против, если у нас переночует Воронцов? У него проблемы.
– Боже, Петя, что у тебя с губой? – Мама вытянула его на свет, бесцеремонно взяв за руки.
– Ничего страшного, разбил.
– Ванная занята, помой руки на кухне и заходи в комнату.
– Я не могу идти к твоей маме, – зашептал он мне на ухо. – От меня воняет… Бухлом, и кровью, и потом, наверное. Я… грязный! – Глаза у него были пустые, как стекляшки.
Я привел Петю в родительскую спальню и усадил на край кресла. Мама ждала с бинтами, ватой и белыми пузырьками.
– Простите, я пьян, – жалко промямлил Воронцов.
– Я бы не заметила, если бы ты не сказал. – Мама подняла его голову за небритый подбородок. Рядом с ней он и впрямь смотрелся потрепанным и грязным. Она всегда была ухоженной – даже дома. И пахла чем-то вкусным. А Петя сидел в своей старой клетчатой рубашке – он носил ее с первого курса – и нелепо сутулился. У него была еще белая на выход, и новая черная, которую подарила Ясна. Больше я не мог вспомнить. Штаны продраны на коленке. Кроссовки маме лучше вообще не видеть.
– Ну, маленький, потерпи. – Она смочила чем-то ватный кругляш и приложила к его губе. Вечно у нее все были то «маленькими», то «котиками». Петю, наверное, так и не называл никто.