Лишь только мы вышли на поворот, как увидали лошадь, стоявшую у самой дороги без седла и уныло понурившую голову.
Это был довольно высокий гнедой мерин, загнанный до того, что шерсть его была совершенно мокрая.
Однако, судя по дыханию, лошадь успела уже немного отдохнуть, хотя еще и не притрагивалась к траве.
Подскочив к ней, мы стали осматривать ее со всех сторон.
На левом заднем окороке ясно виднелось тавро в виде буквы «Г», а одна нога была без подковы.
Сомнений быть не могло!
Это была та самая лошадь, которую забрал Варнавка после убийства крестьянина в тайге.
Вероятно, он заметил, что силы покидают бедное животное, и бросил его здесь на произвол судьбы, ускакав дальше на подручной лошади.
Обсудив все обстоятельства, мы решили больше не влезать в кибитку.
Варнавка вместе с другою лошадью должен был быть где-нибудь недалеко отсюда, справа или слева дороги.
Чтобы не попасть впросак, мы решили разделиться.
Я с Холмсом двинулись по тайге, с левой стороны дороги, а Венгеров с правой, держась тоже параллельно дороге.
Держа ружья наготове, мы тихо подвигались вперед, осматривая каждый кустик, каждый пучок травы, совершенно готовые к засаде.
Мы подвигались так тихо, что я даже не слыхал шагов Холмса, шедшего шагах в десяти левее меня.
Это было очень утомительное путешествие.
Глухая, тысячелетняя тайга, которую просекала лишь дорога, словно нарочно затрудняла каждый наш шаг.
Колючий кустарник драл нам платье, ноги постоянно натыкались на огромные пни или погружались в страшную топь.
Местами топь становилась настолько непроходимой, что нам приходилось прижиматься к самой дороге. Несколько раз пробовали мы отойти от дороги немного дальше к востоку, но по мере углубления в тайгу топь становилась совсем неприступной, и самое большое мы удалялись от дороги на 25–30 сажен.
То же самое, вероятно, было и справа дороги, потому что фигура Венгерова довольно часто мелькала у самой дороги.
Кибитка следовала за нами по дороге.
Так прошли мы верст восемь.
Тут тайга стала суше, но заросль была настолько густа, что мы еле-еле пробивались сквозь нее.
Мрачная тайга упорно молчала, и лишь величественные шапки исполинских деревьев мрачно качались над нашими головами.
Жутко было идти по этой глуши, в которую, казалось, никогда не забирались люди.
А между тем, почва под ногами становилась с каждым шагом все крепче и крепче.
По временам Холмс делал попытки продраться глубже в тайгу, и теперь это ему удавалось.
Сначала он углубился сажень на пятьдесят, затем немного больше.
Мы поняли, что пришли на то место, о котором нам говорил смотритель станции.