Я долго рассматривал отражение его лица в зеркале, сомневаясь, не обознался ли я. Нет, не обознался. Лицо Твитчела трудно было спутать с чьим-нибудь другим – моим, к примеру. Оно было суровым, слегка высокомерным, самоуверенным и довольно красивым – такое лицо могло быть у Зевса. Я вспомнил, во что он превратился потом… и тем не менее я не ошибся – это был Твитчел. Я поежился, представив его стариком и вспомнив, как плохо с ним обошелся. И задумался о том, как я могу загладить свою вину.
Твитчел поймал в зеркале мой взгляд и повернулся ко мне:
– В чем дело?
– Да нет, я так… Вы ведь доктор Твитчел? Из университета?
– Да, из Денверского университета. Разве мы знакомы?
Я чуть не оговорился, забыв, что в этом году он преподавал в городском университете. Помнить в двух временны́х плоскостях сразу – трудно.
– Нет, доктор, но я слушал ваши лекции. Можно сказать, я один из ваших поклонников.
Его губы дернулись в попытке улыбнуться, но дальше дело не пошло. По этому и другим признакам я заключил, что он еще не приобрел навязчивую потребность выслушивать лесть в свой адрес; в этом возрасте он был уверен в себе и мнение других о нем его не волновало.
– Вы уверены, что не спутали меня с какой-нибудь кинозвездой?
– О нет! Вы – доктор Хьюберт Твитчел, великий физик.
Он опять изобразил подобие улыбки:
– Давайте просто скажем, что я физик – или пытаюсь им быть.
Мы немного поболтали, а когда он расправился со своим бутербродом, я стал приставать к нему, предлагая выпить. Я сказал, что сочту за честь, если он позволит угостить его. Он покачал головой:
– Я почти не пью, а уж днем – никогда. Тем не менее спасибо. Приятно было познакомиться с вами. Если окажетесь поблизости от университета, заглядывайте ко мне в лабораторию.
Я сказал, что непременно загляну.
Но я не так уж часто совершал оплошности в 1970 году (попав туда во второй раз), потому что уже знал, что к чему, да и большинство моих знакомых были в Калифорнии. Я решил, что если встречу еще кого-нибудь из знакомых, то живо скажу, окинув холодным взглядом, что впервые вижу.
Но мелочи тоже могут причинять неприятности. Я, например, никак не мог отвыкнуть от стиктайтского шва и снова привыкнуть к молнии. Мне не хватало множества удобных мелочей, к которым я успел приучиться за шесть месяцев и которые уже воспринимал как само собой разумеющееся. И бритье! Мне опять пришлось бриться! А однажды я даже простудился. Этот ужасный призрак прошлого обрушился на меня по причине моей забывчивости. Я совершенно упустил из виду, что одежда может промокнуть под дождем. Хотел бы я, чтобы все эти изысканные эстеты, которые хулят прогресс и вздыхают о неповторимых прелестях прошлого, могли увидеть то, что видел я. Я привык к лучшим условиям жизни, и пока опять не освоился в 1970 году, меня постиг ряд мелких разочарований: тарелки, на которых остывала пища; рубашки, которые надо было отдавать в стирку; зеркала в ванных, которые запотевают в тот момент, когда вам надо причесаться после мытья; сопливые носы; грязь под ногами и грязь в легких. Потом я привык ко всему этому, как собака привыкает к блохам.