– Мне не обязательно разговаривать с Фредерикой. Я должен лишь передать ей кое-что. Это чрезвычайные обстоятельства.
– В таком случае напишите записку, а я передам ей, как только закончатся занятия по ритмике.
Я расстроился и постарался, чтобы она это заметила.
– Мне не хотелось бы писать записку. Для нее будет лучше, если передать все на словах.
– У вас в семье кто-то умер?
– Не совсем. Семейные неурядицы. Извините, но я не вправе говорить с кем-либо об этом. Речь идет о ее матери.
Она все еще колебалась. Но тут в беседу вступил Пит. Я держал его на согнутой левой руке, а правой придерживал за грудь: не хотелось оставлять его в машине, да и Рикки, я знал, захочет его увидеть. Он терпел, пока я нес его сюда, а теперь ему захотелось размяться.
– Крварр?
Она взглянула на него и сказала:
– Ах ты, мой хороший. У меня дома такая же полосатенькая; может, они из одного помета?
– Это кот Фредерики, – торжественно сказал я. – Мне пришлось взять его с собой, потому что… так было нужно. За ним некому присматривать.
– Ох, бедняжечка! – Она почесала его за ухом и сделала, слава богу, все как надо.
Пит принял ласку (еще раз слава богу!), зажмурился, вытянул шею и разомлел до неприличия. Но он может очень сурово обойтись с незнакомыми людьми, если ему придется не по вкусу их метод завязывать с ним знакомство.
Наконец хранительница юных дев смилостивилась и велела мне подождать за столом, что стоял под деревьями возле «штаба». Это было достаточно далеко, чтобы беседа была приватной, и достаточно близко, чтобы мы оставались под ее неусыпным наблюдением. Я поблагодарил ее и стал ждать.
Я не заметил, как подошла Рикки.
– Дядя Дэнни! – неожиданно услышал я ее крик. Стоило мне повернуться, как она закричала опять: – Ты и Пита привез! Ой как замечательно!
Пит издал долгий ликующий «блееррр» и перепрыгнул к ней на руки. Она ловко поймала его, пристроила, как он больше всего любил, и на некоторое время они забыли обо мне, занятые ритуалом кошачьего протокола. Потом она взглянула на меня и сказала уже сдержанно:
– Дядя Дэн, я ужасно рада, что ты приехал.
Я не поцеловал ее, даже не прикоснулся к ней. Я не из тех, кто любит тискать детей, да и Рикки не выносила нежностей и терпела их только по необходимости. Наши своеобразные родственные отношения, с тех пор как ей стукнуло шесть, держались на взаимном уважении чувства собственного достоинства и личной свободы.
Но уж рассмотреть-то ее я рассмотрел. Мускулистая, с торчащими коленками, еще не налившаяся, она не была уже такой хорошенькой, как в раннем детстве. Она была одета в шорты и рубашку навыпуск с коротким рукавом; одежда, в сочетании с облезшей от загара кожей, царапинами, синяками, непременной грязью под ногтями, никак не усиливала ее женского очарования. Это был черновой набросок той женщины, в которую она превратится потом; угловатость девчонки-подростка скрашивалась только огромными, не по-детски серьезными глазами и волшебным очарованием ее перепачканной мордашки.