– Смерть шпиону, смерть неверным, смерть всем лягушатникам-французам, америкосам, япошкам! – нестройно и разноголосо выкрикивала толпа. – Мы не позволим осквернять святое имя Аллаха в грязных французских журналах и газетенках! Позор и гибель продажным журналюгам!
«Значит, ее убьют не за прелюбодеяние или измену мужу, – размышлял в лихорадочном ознобе Мохаммед. – Что же она могла сделать? Собирала информацию для своих газет… И за это ее уничтожат как шпиона… Но что ее грехи по сравнению с моими?! Я, я – настоящий шпион… Она работала на свою страну, а я еще и предатель… Ведь я помог американцам и с моей помощью разрушен завод, погибли люди. И сколь ничтожно ее преступление по сравнению с моим?! О великий Господь наш! Прости же нам наши грехи и защити нас от мучений в Огне».
Ее подвели к яме и веревкой туго стянули за спиной локти, оставив свободными предплечья и запястья, затем столкнули в яму, которая оказалась ей ровно по пояс, и повернули лицом к злобной орде, остановившейся возле кучи камней метрах в семи-восьми от жертвы.
– Засыпай, засыпай скорее, – закричали Мохаммеду из бандитского стада.
Он взял лопату и стал сбрасывать землю в свободное пространство между женщиной и стенками ямы.
– Кто вы? – Под шум осыпавшейся с лопаты каменистой земли тихо спросил он по-английски несчастную узницу.
Тяжело размежив веки, она удивленно взглянула на него и, облизнув пересохшие, запекшиеся кровью губы, едва прошептала:
– Я Женевьева Дюваль, журналист из Франции… Расскажи обо мне любым французам, которых сможешь увидеть… И дай мне попить…
Мохаммед взял свою помятую пластиковую бутылку с остатками мутной жижи, которую с трудом можно было назвать водой, отвинтил пробку, поднес ко рту и, заткнув языком горлышко, сделал вид, что пьет. Потом повернулся спиной к толпе, чтобы заслонить собой истерзанную женщину, и протянул ей бутылку. Она взяла ее правой рукой, той, что была свободна от кровавой повязки, и он заметил, что у нее на пальцах были вырваны ногти. Туго связанные за спиной локти не позволили ей поднять бутылку, чтобы вода попала в жадно открытый, словно у птенца, рот. Мохаммед взял бутылку и, опрокинув донышком вверх, поднес к ее губам. Не успела она сделать и нескольких глотков, как сильный удар едва не свалил его с ног. Каменная оплеуха пришлась ему в согнутую спину точно между лопаток и рикошетом отскочила в затылок. Еще через несколько секунд какой-то подскочивший бандит пинком выбил бутылку у него из рук. Разбрызгивая воду, она отлетела в сторону и упала, орошая вокруг себя сухую землю. Тихое бульканье сопроводил сдавленный захлебывающийся стон Женевьевы. Машинально, на уровне рефлекса, Мохаммед зажмурился, съежился и заслонил руками свою голову. Но странным образом удара не последовало.