– Ну-ка, вооружись кто чем сможет, – негромко скомандовал капитан. – Кажется, пришел «наш последний и решительный бой…»
Торопно разобрали матросы тяжелые гаечные ключи, молотки, фомки, куски кабеля и даже отвертки: все то, что было в хозяйстве стармеха, – хоть и не самая убойная приспособа для драки не на жизнь, а на смерть, но все лучше, чем просто кулак, – и, готовые ко всему, сгрудились в напряженном ожидании у косяков входного люка. Страха не было, только злость и решимость подороже отдать свою жизнь, прихватив себе в спутники, коль уж придется отправиться в мир иной, кого-нибудь из бандитов, а доведется, то и двух…
– Володя, стармех, – почти прошептал Куздрецов, – возьми фонарь, поставь метрах в пяти напротив дверей и направь луч прямо на уровень головы. А общий свет выруби. Нужно хотя бы на пару-тройку секунд ослепить бандитов, когда они ворвутся сюда…
Хотя Александр Васильевич и не был старшим по команде, но Дед, в кои веки даже не матюгнувшись, поспешил выполнять его указание. А Куздрецов, обращаясь ко всем матросам, внятно продолжил:
– Мужики, во время драки орите громче. Напугать этих ублюдков своим ревом мы вряд ли сможем, но в темноте и общей свалке своих бы не зацепить…
Щелкнул рубильник дежурного освещения, погрузив отсек в непроглядную тьму, и тут же сноп яркого света, метнувшись по зажмурившимся лицам, уперся в дверь и застыл. Все вокруг затаилось, напряглось. Тихо было и за дверью.
– Эй, православные, – раздался негромкий, но четкий в тишине и мраке голос боцмана. – А сколько сейчас стоят похороны по первому разряду?
– По твоей фигуре и должности – порядка ста пятидесяти тысяч вместе с поминками, – откуда-то из темноты не замедлил с ответом кок.
– А подешевле можно?
– Можно и за сто рублей, но тогда ты сам себя в гробу понесешь…
Темнота проглотила несколько робких смешков.
– Молчать! – грозно процедил сквозь зубы кэп. Он стоял у самого комингса рядом с люком и, навострив ухо, пытался понять, что происходит с той стороны.
– Кажется, говорят что-то… Но ни слова не разберу… Вроде английский…
– И еще фарси, – добавил стоящий рядом Куздрецов, тоже весь превратившийся в слух. – Не могу понять, дверь толстая, слишком тихо… Но говорит кто-то один, и, кажется, это иранец… Хм, а вот это что-то новенькое…
Теперь не только они двое, но и все моряки услышали негромкие, но четкие и последовательные удары в дверь каким-то тяжелым металлическим предметом.
– Так двери не ломают… Марконя (эту шутливую кличку в честь итальянского изобретателя радиотелеграфа маркиза Гульельмо Маркони часто присваивают на флоте связистам, а судовой радист под началом Кораблина и фамилию имел созвучную – Маркин. Так что кличка приросла к нему намертво еще с детства, когда во дворце пионеров он занимался в кружке радиолюбителей, и на это прозвище он ничуть не обижался), эй, Марконя, ну-ка включи ухо и голову. Мне кажется, или это?