Ранней осенью черноногие жители саванны приходят по перемычке и тащат по воде вдоль берега своих груженых ящеров. Ящеры смешно перебирают плавниками, их мокрые спины блестят, как тысячи разбитых зеркал, их глаза предусмотрительно вырезаны в детстве, а ядовитые зубы вырваны, чтобы скотина никогда не захотела сбежать. Ящеры плывут, и за каждым из них тянется дюжина барж. На каждой барже привязанные на очень длинных цепях скалятся мелкие крылатые рептилии. Они охраняют товары южного материка лучше любого сторожа, потому что не чувствуют боли и не понимают, что такое страх. Однажды мне довелось видеть, как крылатому ящеру отрубили нижнюю половину туловища, но он продолжал драться, пока не истек кровью.
У нас, на тверди Великой степи, водится много полезных тварей.
Черноногие из саванн приходят раз в год, потому что дожидаются, когда страшные гоа-гоа-чи отложат своих личинок под шкуры быкам. Пастухи забивают животных и вырезают мясо вместе с личинками. Черноногие жители саванн привозят еще много чего к базарам в дельте Леопардовой реки, например, целебную амбру и драгоценные сандаловые притирания, но личинки крылатых демонов ценятся превыше всего. Если гоа-гоа-чи суметь правильно воспитать, если он не сожрет тебя в детстве, то более верного друга у тебя не будет.
Это то, что я знала про юг. Теперь мне смешно, а до времени ученичества я серьезно была уверена, что мир ограничивается водопадом на севере и песочными барханами на юге, где царят огненные скорпионы и ящеры. К тому времени, когда Мать Красная волчица назначила мне ночь для Ритуала имени, я успела побывать вместе с ней далеко на севере, гораздо выше нашего водопада. Я узнала, что за пологими холмами, покрытыми лесом, вздымаются настоящие исполины из камня и льда. А за горами, с востока на запад, на тысячи и тысячи гязов расстилается Великая степь, и тянется по степи Шелковый путь. Путь похож на потерянный пояс великанши, такой он широкий и твердый. На ширину в тысячу локтей не растет ни единой травинки, только утоптанная пыль, а обочины его покрыты пеплом костищ. Вдоль Шелкового пути непрерывно ползут караваны, полыхают костры ночевок, пахнет то ароматами харчевен, то трупами павших животных.
— Мы устроимся в хижине, на скале, — сказала Мать волчица. — Над изгибом караванных троп. Здесь ты увидишь половину мира Великой степи, не сходя с места.
Продираясь сквозь колючки, стряхивая кусачих муравьев, я мечтала только об одном — лечь на сухую траву и выспаться. До этого мы семь дней шли пешком через горы. Но когда небо и степь распахнулись передо мной, как сложенные вместе ладони, а внизу открылась панорама шелкового пути, я застыла, забыв усталость и жестокость Матери. Я заплакала от восхищения и поняла вдруг, что не желаю больше жить в хижине на сваях.