— Четыре блондинки. Пропали или нет — под вопросом. Кто убил — неизвестно. Равно как и почему. Ну что ж. Для двух дней — неплохой результат. А сейчас мне, прости, надо уйти. И ты иди. Иди, и пока не выяснишь, кто убил Васильева — не возвращайся.
Создатель пошёл на выход.
— А если не выясню? — С ноткой отчаяния выкрикнул Иван ему вслед.
— Выяснишь! — Отрезал его учитель.
И вышел.
Иван понуро побрёл к столу и шлёпнулся в кресло. Он понятия не имел, что ему делать дальше. Особенно учитывая открывшиеся ему обстоятельства. Те, о которых он не рассказал Создателю. Хотя, конечно, стоило бы. Но он и сам может найти выход! Просто обязан! Илья Николаевич — тот выход, разумеется, найдёт. И куда быстрее Ивана. Потому что Создатель никогда не страдал особой рефлексией на предмет добра и зла, этики и морали. Он всегда руководствовался понятиями функциональности, рациональности и прочей пригодности для дела. К тому же, Елена могла ошибиться. Не могла, а ошиблась! Непременно ошиблась! Поэтому надо просто выяснить, где, как и в чём. Не исходя из её, скорее всего ложных, предпосылок. Которые приводят к ложным же выводам. Тем более на фоне очевидно ложных воспоминаний. Надо постараться максимально объективизироваться. То есть — отстраниться. И вот здесь опять был бы очень кстати Создатель. Кто-кто, но Виддер мог с лёгкостью отстраниться от чего и кого угодно. Ему в принципе неведомы такие понятия как привязанность, страсть, чувственность. Что уж говорить о любви. Скорее всего, даже Иван для учителя — не более, чем опытный лабораторный образец. Хотя когда-то сам Иван очень сильно привязался к лабораторному барану. И плакал, когда того усыпили за то, что он с размаху поддал рогами одному крайне неприятному типу из техперсонала. Если кого и стоило казнить тогда, то не барана Ваську. Но, к сожалению, месть Васьки имела фатальные последствия. Он поломал злому технику позвоночник. И если всерьёз размышлять обо всём этом, пытаясь руководствоваться добром и злом, — можно сойти с ума. Или, как минимум, прийти к нежелательной инверсии и поставить жизнь доброго барана Васьки выше жизни человеческого существа. А хоть и очень злой техник — он всё-таки именно что homo, пусть даже на взгляд Ивана и не слишком sapiens. И где здесь добро, а где зло?
Иван не заметил, как расчертил на листе бумаги табличку на манер решётки Пеннета. Сверху в графах значились Баран Васька и Техник, в графах по левую сторону: добро и зло. Вышло примерно следующее:
| Баран Васька | Техник |
| | |
| Добро | + | |
| Зло | + | + |
Баран Васька всю жизнь служил науке. И отличался добрым нравом. Техник всего лишь убирал за Васькой навоз, постоянно шпыняя его. И хотя получал за это постоянные замечания, но шпынять и лупить не переставал. И это ещё на виду у научных сотрудников вивария! Да, Васька совершил зло: сломал технику позвоночник. Но, получается, баран Васька был разным, и добрым и злым. «Я части часть, которая была когда-то всем, и Свет произвела». Fiat lux, Васька! В отличие от техника, который был только злым. Той части часть, что идёт по реестру: технические отходы. Но казнили именно функционального интересного разного барана Ваську! Хотя он мог ещё несколько лет служить науке. А техник жив. Хотя и откровенно нефункционален. В смысле, не совсем здоров.