После дома осмотрели стоящий на задворках большой сарай. Лестницы, старые инструменты, мебель. Всё аккуратно сложено и тоже давно дряхлеет в неприкосновенности.
Остался только летний домик. Оказавшийся летней кухней. Поначалу товарищи приняли его за гостевой. Но дом и всё, что вокруг него, были построены ещё когда не было принято выставлять гостей за порог. Когда гостями назывались ещё только те, кто дорог, а не те, кто платят за постой. Когда в дружбе ценились, прежде всего единение, а не комфорт. Так что домик оказался летней кухней, а Андрей со Степаном — каждый про себя и на свой манер, — подивились, как быстро перестраивается человеческое восприятие. Ни один бы из них в детстве не сказал и не подумал бы: гостевой домик. А теперь вот — пожалуйста. Несмотря на то, что вся атмосфера здесь настолько идеально соответствовало временному отрезку их детства, что можно было бы и позабыть современность, как минимум — отставить в сторонку. Однако, поди ж ты! Значит, не только быстро перестраиваются старые, но и прочно устанавливаются новые порядки. В первую очередь в голове. А, следовательно, и в душе. Хотя последнюю дольше и ощутимей скребёт.
Летняя кухня была шикарная. С русской печью! Над ней висели вязанки сушёных белых грибов, покрытых монументальной мохнатой пылью.
Андрей уже начинал склоняться к версии письма от шизофреника. Да, кто-то нашёл реально существующих молодых женщин, получавших помощь в клинике Васильева. Услышал из новостей, прочитал в Интернете, что Васильев убит — и пожалуйста, нашёл, приплёл, а то и сам поверил. Шизики — они такие. Особенно, если умные. Интеллект отдельно, а расстройства личности — отдельно. И, слава богу, что это чей-то бред!
Степан прошёлся туда-сюда, повертел головой, ещё раз прошёлся. Если в их парочке Андрей был, так сказать, мозг — на то он и старший оперуполномоченный. То Степан был как бы это корректней выразиться — инструмент. В самом лучшем смысле слова. Хотя уместней сравнить первого с физиком-теоретиком, а второго — с физиком-экспериментатором или инженером. Степан не был мыслителем, но в прикладном смысле ему цены не было. И пока Андрей пялился в окно, размышляя о том, как прекрасно, что кто-то оказался шизофреником, Степан ещё раз пройдясь туда-сюда, остановился по центру домотканого плотного половика и попрыгал. Весил Степан без малого центнер — и казавшаяся монументальной лохматая пыль осыпалась вместе с рассохшимися в прах грибами.
Степан откинул половик — и вместо ожидаемой многолетней пылищи, под ним обнаружился довольно чистый пол. И что интересней — люк. Люк, искусно выполненный заподлицо.