– Кобылку объедали? – уточнил Лыков. И пояснил Никите Никитичу: – Кобылка – это рядовые арестанты.
– Объедали, – подтвердил Иона. – Положение обязывает!
– Ты откуда таких слов набрался? – спросил Лыков.
– От Вязальщикова, он человек образованный. Сейчас уж, к нему подходим.
«Иван» выхлебал полстакана чаю и продолжил:
– Тут надо сначала пояснить, как на каторге жизнь устроена. Мы, белая кость, заправляем, а кобылка, мякинное брюхо, у нас заместо крепостных. Противиться ни-ни. Чуть что – лясь в ухо! У нас солдат один отказался подчиняться, так мы его в уборной на решетке повесили, в назидание.
Делекторский со злостью бросил карандаш. Бандит ухмыльнулся и продолжил как ни в чем не бывало:
– Но есть люди еще более важные, чем мы, «иваны». Такой и был Вязальщиков. Он служил в канцелярии тюрьмы. И всем там заправлял, несмотря на маленькую должность. Позже я узнал, что именно Вязальщиков велел смотрителю пропустить меня через «Птичьи Острова». Хотел испытать, чего я стою. Вдруг у новенького гайка заслабит? Вот и ремизил меня перед начальством. А когда испытал, то выделил из других и устроил мне побег.
– Потому что ты казанский? – предположил Лыков.
Бандит удивился:
– Точно так. Вы уж поняли, что к чему?
– Твой приятель уже тогда нацелился украсть чудотворную икону. Так?
– Верно. Голова же вы, Алексей Николаич… Сразу догадались. Я вот долго не располагал. Какой человек был Вязальщиков! Афанасий Стратонович звался он по бумагам. А как настоящее имя – никто не знает. И вот стал он ко мне присматриваться…
– Расскажи про этого гуся. Что за личность?
– Удивительный. Леший его чесал и чесалку сломал… Нерчинская каторга управляется из Горного Зерентуя. Там самый большой централ, каменный – остальные тюрьмы деревянные. И там же канцелярия всей каторги. Так Вязальщиков из Алгача командовал Зерентуем и всеми прочими рудниками.
– Как он это делал?
– А взял на себя снабжать каторгу ханжой. То есть рисовым спиртом, который гонят китайцы. До границы шестьдесят верст, вот он и спроворил. Арифметика выходит такая. Спиртонос покупает ханжу на той стороне по семьдесят пять копеек за четверть[35]. Тащит на горбу по сопкам к тюрьме и продает вольному шинкарю за два с полтиной. Тот предлагает распивочно и навынос, уже по четыре рубля пятьдесят копеек. У шинкаря покупают конвойные и уступают в тюрьму майданщику аж по двенадцать рублей. А тот разливает кобылке по два червонца. Спирт крепкий, каторга от него без ума и днем и ночью готова лопать. Обороты большие. Видите, какая цепочка наживалась? Платят-то за все обычные арестанты.