Мотаев, Кочергин, пехотный капитан и Орлик, поспешив из КП, подбежали к «тридцатьчетверке» и на ней быстро достигли путепровода над шоссейной дорогой к деревне. Тут стояло двенадцать «семидесяток». Козелков у своего броневичка что-то толковал водителю. Солдаты 2-го стрелкового батальона, собравшись группами, жадно сосали самокрутки, другие нетерпеливо ждали «бычка». Кочергин сразу почувствовал то необъяснимое беспокойное напряжение, которого давно не ощущал. Он заметил три «сорокапятки» на прицепе у танков и, удивленный этим, поинтересовался у Мотаева, не стеснят ли они маневр машин. Расчеты ПТО сидели на броне.
– Отцепят их за насыпью, – оглянулся капитан, недовольный вмешательством Кочергина в его разговор с Орликом. – Время! – крикнул он, ища взглядом пехотного капитана.
Тот вместе с ротными и взводными командирами заканчивал подготовку к атаке деревни. Солдаты располагались на откосе насыпи и медленно подползали все ближе и ближе к бровке, готовясь выскочить на полотно. Три «семидесятки» тоже медленно поползли наверх, расширяя интервалы. Солдаты быстро уступали им место, некоторые тут же взбирались на их броню. Остальные машины выстроились в колонну. Орлик побежал вперед и скрылся в люке своего танка, стоящего посередине. Мотаев, держа в руках ракетницу, смотрел на свой хронометр. Туда же посмотрел и Кочергин. Ему показалось, что секундная стрелка остановилась.
– Узок проход под мостом, – заметил Мотаев. – Если там танк подобьют, заткнется он. Тогда «сорокапятки» атаку не поддержат…
Хлопнул выстрел ракетницы, и разом взревели моторы танков. Те, что были на насыпи, сверкнув отполированными траками гусениц, перевалили через нее и исчезли. За ними с нестройным «ура!» скатывались с противоположного откоса солдаты пехотного капитана. Насыпь опустела. Бросив взгляд в сторону моста, Кочергин увидел, что под ним прошла последняя «сорокапятка». Впритирку за ней устремился под мост «бобик» Козелкова…
…Часто стукали «сорокапятки», заглушаемые шквалом встречного огня. Затем все покрыл удар взрыва, и за насыпью возник гриб размываемого ветром густого дыма, будто кто-то гигантской кистью мазнул сажей по белесо-серому небу.
– Одну машину Орлика сожгли! – оглянулся Мотаев, исчезая в проеме входа в КП.
Кочергин, не различая ничего со света, раздвинул чьи-то спины, жадно прильнул к окулярам бинокля. Панорама боя предстала в мельчайших деталях. Танки под прикрытием отцепленных сорокапяток проскочили за реку, к деревне. Только головной был потерян сразу за мостом. Все атаковавшие с насыпи тоже были подбиты. Один из них взорвался. Башня, обрывки гусениц, катки и другие части машины лежали вблизи догоравшего корпуса. Черная плешина земли вокруг дымилась. В поле обзора бинокля попал разброс стоявших открыто, ничем не защищенных пушечек противотанковой батареи. Они дергались, выбрасывая колючие языки пламени. Когда «сорокапятки» совсем закрыла земля, вздыбленная частыми разрывами немецких снарядов, лейтенант снова посмотрел на реку. Солдаты, перебегая, неуклонно приближались к реке. Многие подоткнули полы шинелей и шли вброд, ведя ружейный огонь. Иные, падая, исчезали в воде, но другие, окунувшись, вскакивали, бежали вперед и снова падали в воду. Задержав взгляд на одном солдате, упавшем уже на том берегу, Кочергин старался рассмотреть, побежит он снова или так и останется лежать. Сердце колотилось часто и гулко. Домики деревни уже плохо были видны за сизой дымкой, испещренной желтыми вспышками. Дымка стлалась по черной воде, в которой плавало густое крошево льда. Взбудораженный пальбой воздух толкался в уши.