— Да, — сказала Эдит, — и эти ужасные папоротники колют мне ноги. Почему мы не можем сесть на это бревно и не посмотреть на эту глупую старую скалу отсюда?
— Потому что, — ответила Мэрион Куэйд. — Ты просилась пойти с нами, а мы — три старшеклассницы, хотим посмотреть на Висячую Скалу поближе, прежде чем возвращаться.
Эдит начала хныкать.
— Здесь так противно… Если бы я знала, что здесь будет так противно, ни за что бы не пошла…
— Я всегда считала её глупой, но теперь знаю это наверняка, — вслух подумала Мэрион. Она сказала это также, как если бы говорила об аксиоме равностороннего треугольника. В Мэрион не было ни капли злости — только жгучее стремление к истине во всех областях.
— Не переживай, Эдит, — утешала Ирма. — Скоро ты пойдёшь домой, съешь ещё праздничного пирога и будешь счастлива.
Нехитрое решение не только бед Эдит, но и печалей всего человечества. Даже совсем маленькой, Ирма Леопольд больше всего хотела, чтобы все вокруг неё были счастливы, съев любимого пирога. Иногда от этого ей становилось почти невыносимо, как в тот раз, когда она смотрела на спящую в траве Мадмуазель. Позже это проявилось в её щедрых дарах от переполняющегося сердца и кошелька, которые без сомнения были угодны раю, но не её юридическим советникам; огромные пожертвования для тысячи потерявших надежду: прокаженных, пропащих театральных трупп, миссионеров, священников, больных туберкулёзом проституток, праведников, увечных собак и нищих со всего мира.
— Мне кажется, что где-то здесь раньше была тропинка, — сказала Миранда. — Помню, отец показывал мне картину с людьми в старинных одеждах. Они были у этой скалы на пикнике. Жаль, я не знаю где именно её рисовали.[6]
— Они могли добраться к Скале по-другому, — сказала Мэрион, доставая карандаш. — Раньше сюда, вероятно, ехали со стороны горы Маседон. А вот мне бы хотелось увидеть те странные висячие валуны, которые мы заметили утром из экипажа.
— Мы не можем пойти дальше, — ответила Миранда. — Помните, я обещала Мадмуазель, что мы не задержимся на долго.
С каждым шагом вид впереди становился всё более чарующим, с зубчатыми утёсами и покрытыми лишайником камнями. Вот блестящая гора победоносно возвышается над пыльными серебристыми листьями кизила, а вот уже видно, как в тёмной щели между скалами зелёным кружевом подрагивает папоротник.
— Давайте хотя бы посмотрим на всё вокруг с того небольшого подъёма, — сказала Ирма, подбирая объёмные юбки. — Хорошо бы изобретателю женской моды 1900-го, самому пройтись через папоротники в трёхслойной юбке.